Отличие феодализма от капитализма: В чем отличие феодализма от капитализма?

РАЗНИЦА МЕЖДУ ФЕОДАЛИЗМОМ И КАПИТАЛИЗМОМ | СРАВНИТЕ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ПОХОЖИМИ ТЕРМИНАМИ — ЖИЗНЬ

Знание разницы между феодализмом и капитализмом представляет интерес для многих, поскольку феодализм является приквелом капитализма. Феодализм был общественным порядком в средневековые времена по всей

Феодализм против капитализма
 

Знание разницы между феодализмом и капитализмом представляет интерес для многих, поскольку феодализм является приквелом капитализма. Феодализм был общественным порядком в средневековые времена по всей Европе и характеризовался дворянами, которые владели земельными правами и обеспечивали монархов военной службой. В этой системе крестьяне и безземельные работали арендаторами у этих дворян, которые их защищали. Со временем возникла еще одна политическая и экономическая система, которая в настоящее время стала спасательным кругом для большей части западного мира. Эта система также дает власть контролировать активы и ресурсы горстке в обществе, такой как феодализм. Несмотря на сходство, есть много различий, о которых будет рассказано в этой статье.

Что такое феодализм?

Те, кто не знаком с концепцией феодализма, могут думать о монархии как о нынешнем правительстве, при котором права на землю передаются дворянству. Простые люди работали вассалами на землях этих дворян и получали часть их продукции в качестве средств к существованию, в то время как остальная часть принадлежала дворянам. Дворяне защищали крепостных, но использовали их для военной службы короне в обмен на земельные права. Феодализм характеризовался принципом обмена, при котором права на землю принадлежали дворянам в обмен на военную службу, которую они оказывали королям, тогда как крепостные владели небольшими участками земли вместо службы, которую они оказывали дворянам. Они могли оставить себе часть сельскохозяйственной продукции, и они получали защиту от помещиков вместо послушания, которое они проявляли по отношению к ним.

Общество было разделено по вертикали: короли наверху, а дворянство между ними, а крестьяне составляли низшие классы. Феодализм — это отношения и обязательства между королем, лордами и вассалами. С течением времени произошел прогресс в средствах коммуникации, который разрушил цитадель монархов, поскольку люди не одобряли концентрацию власти в руках королей. Система контроля и управления ресурсами претерпела изменения с другими изменениями в обществе, и в мире возникла социальная система капитализма.

Что такое капитализм?

Рождение капитализма можно увидеть в политической и социальной системе, где средства производства не остаются в руках аристократа или монарха. Несколько человек, которые вкладывают средства в машины и создают фабрики, чтобы нанять услуги рабочего класса, называются

капиталисты и система упоминается как капитализм. Капитализм определяется индивидуальными правами, а с политической точки зрения он называется laissez-faire, что означает свободу. Есть верховенство закона, и это рыночная экономика. Средства производства и распределения остаются в руках частных лиц, а не в руках государства. Промышленная революция привела к условиям, которые созрели для подъема и популярности капитализма, поскольку богатые люди создавали отрасли, которые привлекали людей из далеких сельских мест. Масштабная миграция людей из сельской местности в города началась с капитализма.

В чем разница между феодализмом и капитализмом?

• При феодализме крестьяне остаются в контакте со средствами производства, тогда как при капитализме рабочие отчуждаются с помощью средств производства, которые переходят в руки капиталистов.

• Феодализм характеризуется принципом обмена, когда короли предоставляли дворянам права на землю в обмен на военную службу, а дворяне предоставляли защиту крестьянам в обмен на часть сельскохозяйственной продукции.

• Капитализм характеризуется свободной рыночной экономикой и частной собственностью.

• Согласно Карлу Марксу, переход от феодализма к капитализму — естественный процесс.

• При феодализме сельское хозяйство является основой экономики.

Фото: Родни (CC BY 2.0), Уоррен Норонья (CC BY 2.0)

Дальнейшее чтение:

1. Разница между феодализмом и монариализмом
2. Разница между капитализмом и социализмом
3. Разница между неолиберализмом и капитализмом
4. Разница между капитализмом и коммунизмом
5. Разница между секуляризмом и капитализмом

Об отличиях капитализма от феодализма: 1957_anti — LiveJournal

Что отличает буржуазное общество от более ранних классовых обществ — от античного и средневекового? Как раз то обстоятельство, что теперь классовое господство основано не на «законно завоеванных правах», а на фактических хозяйственных соотношениях, что система найма не есть правовое отношение, а чисто экономическое. Во всей нашей правовой системе мы не найдем законодательной формулировки современного классового господства. Если и есть некоторые намеки в этом направлении, то это, как, например, положение о батраках, пережитки феодальных отношений.

Как можно постепенно уничтожить «в законодательном порядке» наемное рабство, если оно вовсе не зафиксировано в законах? Бернштейн, приступающий к законодательным реформам, чтобы этим путем изничтожить капитализм, попадает в положение того русского будочника, героя рассказа Успенского, который собирался сцапать старого нищего за шиворот, но не мог этого сделать, потому что у него и шиворота-то настоящего не оказалось. .. В этом вся беда.

Всякое существовавшее до сих пор общество покоилось на противоположности угнетающего и угнетаемого класса («Коммунистический Манифест»), но в предшествующих фазисах современного общества эта противоположность выражалась в определенных правовых отношениях. и поэтому могла до известной степени дать нарождающимся отношениям место в рамках старых. «Крепостной, не выходя из крепостного состояния, возвысился до степени члена коммуны» («Коммунистический Манифест»). Каким образом? Путем постепенного упразднения в пригородах всех тех различных повинностей (барщины, подушной подати, принудительного брака, раздела наследства и т. д. . и т. д.), которые, в совокупности, составляли крепостное право.

Точно так же «под игом феодального абсолютизма мелкий бюргер вырос до буржуа» («Коммунистический Манифест»), Каким образом? Путем частичного формального упразднения или фактического ослабления цеховых уз, путем постепенного преобразования, в самых необходимых пределах, управления, системы финансов и обороны.

Если исследовать вопрос абстрактно, а не исторически, то при прежних классовых отношениях можно, по крайней мере, мыслить переход силою законодательной реформы от феодального общества к буржуазному. Но что же мы видим на деле? Что и там законодательные реформы служили не для того, чтобы сделать излишним захват политической власти буржуазией, а для того, чтобы, наоборот, его подготовить и осуществить. Как для упразднения крепостного права, так и для уничтожения феодализма был необходим настоящий социально-политический переворот.

Но еще совсем по-иному обстоит дело теперь. Не закон принуждает пролетария впрягаться в ярмо капитала, а нужда, недостаток средств производства. Однако, в рамках буржуазного общества никакой закон в мире не в силах предоставить ему эти средства, потому что отнял их у него не закон, а экономическое развитие.

Далее, эксплуатация в пределах системы найма точно так же основана не на законах, поскольку высота заработной платы определяются не в законодательном порядке, а силою экономических факторов. И самый факт эксплуатации основан не на предписании закона, а на том чисто хозяйственном факте, что рабочая сила является товаром, который, между прочим, обладает приятным свойством производить стоимость, и большую стоимость, чем какую он сам поглощает в виде средств существования рабочего. Одним словом, все основные отношения капиталистического классового господства не могут быть преобразованы законодательными реформами на буржуазном базисе, потому что они вовсе не созданы буржуазными законами и не облечены в форму таких законов.

Роза Люксембург. Избранные сочинения. Т. 3. – 1928 г. – С. 96-97

Разница между капитализмом и феодализмом

 

Your ads will be inserted here by

Easy Plugin for AdSense.

Please go to the plugin admin page to
Paste your ad code OR
Suppress this ad slot.

Разница между капитализмом и феодализмом

В публицистике и научных статьях социально-экономической направленности термины «капитализм» и «феодализм» постоянно встречаются в одном контексте. С чем это может быть связано?

Что такое капитализм?

Капитализм — это социально-экономический строй, при котором основой национального хозяйства становятся рыночные отношения. Человек реализует себя учитывая то, какой объем и качество товаров, услуг либо работы, осуществляемой персонально, он сумеет предложить иным людям.

Один из основных признаков капитализма — приватная собственность, которая может находиться во владении любого гражданина, содержащего финансовые средства, достаточные для ее приобретения.
В основе развития хозяйства при капитализме — законы предложения спроса.

Участие государства в экономическом развитии и общества сводится к регулированию основных отраслей, законотворчеству в области гражданского права, которое призвано оберегать интересы собственников, правоохранительной деятельности.

Общество при капитализме в достаточной мере свободно с точки зрения выбора человеком места проживания, профессии, вида занятий.

Государство, в основном, не насаждает социуму никакой идеологии, каждый человек имеет право на собственные взгляды и убеждения. Одновременно с тем социальная ответственность властей в большинстве случаев очень ограничена.

Человек должен сам беспокоиться о собственном образовании и экономическом изобилии — государство будет готово разве что помогать в решении поставленных гражданином задач, однако не исполнять их за него.

Что такое феодализм?

Феодализм

— это социально-экономический строй, исторически предшествовавший капитализму, при котором основой национального хозяйства являлось производство товаров, услуг и выполнение работы на нижестоящих уровнях социальной лестницы — в собственных хозяйствах вассалов, имеющих в подчинении крепостных. Со своей стороны, вышестоящие субъекты социальной лестницы — сеньоры — активного участия в экономичной деятельности, в основном, не принимали, пользуясь доступными в силу властных полномочий ресурсами.

Вассалы получали в распоряжение собственное хозяйство — феод, собой представляет очень часто участок земли, а еще крепостных взамен на службу у сеньора.

Можно подчеркнуть, что термин «крепостные» в этом контексте абсолютно не равён «рабству». Крестьяне, работавшие на вассала, в основном, имели в распоряжении приватные средства производства, могли вести самостоятельное хозяйство.

Но вассал если понадобится был способен воспользоваться ими на свое усмотрение, так же как и принудить подчиненного крепостного исполнять конкретную работу.
По мере совершенствования средств производства, формирования специальных фабрик и фирм взамен приватных крестьянских хозяйств субъектами активной экономичной деятельности стали и вассалы, превращавшиеся в больших бизнесменов.

Бизнесом начинали заниматься и крестьяне. Так появился капитализм.

Сравнение

Основное отличие капитализма от феодализма в том, что при социально-экономическом строе первого типа активное участие в хозяйственных процессах, производственных и торговых отношениях принимает весомая часть населения государства. При феодализме производство услуг и товаров сконцентрировано на уровне низких социальных слоев — в крепостнических хозяйствах, принадлежащих вассалам.

Предпринимательством и торговлей крестьяне занимались очень ограничено. Хозяева феодов, в основном, также не занимались предпринимательством — их профилем была служба у сеньоров.

Собственный доход они получали за счёт реализации результатов труда подчиненных крепостных.

Определив то, в чем разница между капитализмом и феодализмом, зафиксируем основные выводы в таблице.

Капитализм и мировые кризисы.

Капитализм и феодализм 2020

Плюсы и минусы капитализма

Капитализм против феодализма

В экономике имеется две связанные модели, которые сегодня создают нормы жизни и социальных классов; это феодализм и капитализм.

Практически, знаменитые экономисты, например Карл Маркс, признают определенную связь между 2-мя конституциями, так что в двух структурах власть преобладающего класса основывается на эксплуатации подчиненного класса.

Не обращая внимания на указанное сходство, есть очень много различий между феодализмом и капитализмом.
Феодализм — это политическая и военная система между феодальной аристократией (лордом или сеньором) и его вассалами.

В собственном самом традиционном смысле феодализм относится к средневековой европейской политической системе, которая состоит из набора ответных юридических и военных обязательств среди дворянства воинов, крутящихся вокруг трех основных концепций лордов, вассалов и феодалов; группу феодализма можно заметить в том, как эти три элемента совмещаются между собой. Обязательства и отношения между лордом, вассалом и феодалом составляют основу феодализма.

Что такое феодализм

Лорд предъявил землю (феодалу) собственным вассалам. Взамен на феодала вассал обеспечил бы военную службу господину.

На феодализме вращались отношения с феодалами. Аналогичным образом, были различные «уровни» господства и вассалажа.

 

Your ads will be inserted here by

Easy Plugin for AdSense.

Please go to the plugin admin page to
Paste your ad code OR
Suppress this ad slot.

В обычном феодальном обществе собственность на всю землю была возложена на короля. Эксплуатировать его была иерархия дворян, наиболее важная из которых держала землю прямо от короля, а меньшую от них — до сеньора, который держал одну усадьбу.

Политическая экономия системы была местной и сельскохозяйственной, а на ее базе была манориальная система. В мануальной системе крестьяне, рабочие или крепостные держали землю, которую они работали у сеньора, который предъявил им применение земли и защиту взамен на свои услуги и сборы.

В течение средневековых лет увеличение связи и концентрация власти в руках монархов во Франции, Испании и Англии разрушали структуру и способствовали возникновению класса бургеров. Система понемногу сломалась и в конце концов была заменена наиболее современным подходом к управлению ресурсами — капитализмом.

Капитализм — один из наиболее влиятельных факторов, которые сегодня формируют экономические классы.

Это структура, в которой средства производства и распределения находятся в собственности частного лица и используются с целью получения прибыли. Капиталисты в большинстве случаев состоят из приватных компаний, принимающих и выполняют рыночные решения в отношении предложения, спроса, цены, распределения и инвестиций без существенного вмешательства со стороны государственных или государственных органов.

Прибыль, основная цель любого капиталиста, делится среди акционеров, которые инвестируют в бизнес. Зарплата и зарплата, с другой стороны, оплачиваются сотрудникам, занятым на подобных фирмах.

Капитализм, являясь влиятельной и пластичной системой смешанной экономики, вытеснил основные фонды индустриализации на протяжении большей части мира.
Есть самые разные типы капитализма: анархо-капитализм, корпоративный капитализм, безропотный капитализм, материальный капитализм, капитализм невмешательства, поздний капитализм, неокапитализм, посткапитализм, национальный капитализм, национальный монополистический капитализм и технокапитализм.

Но тем не менее, есть общее мнение про то, что капитализм поощряет финансовый рост, а еще увеличивает неравенство в доходах и богатстве. Капиталисты полагают, что увеличение ВВП (на душу населения), главного подразделения в измерении сокровища, будет помогать увеличению уровня жизни, включая улучшение общедоступности пищевых продуктов, жилья, одежды и здравоохранения.

Они полагают, что капиталистическая экономика имеет лучшие практические возможности для увеличения доходов рабочего класса за счёт новых профессий или деловых фирм если сравнивать с другими типами экономики. Однако, в отличии от феодализма, капитализм не поддерживает лордов и крепостных.

Скорее, он признает корпорации и предприятия руководящим органом над рабочим классом. Что выделяет его от феодализма, так это то, что подчиненный класс имеет свободу требовать от собственного работодателя и что наниматель обладает ограниченными полномочиями, по большей части профессиональными по собственной природе, над подчиненными.

Резюме:

1) Феодализм в себя включает аристократию и вассалы, тогда как капитализм находится в частных руках и работает с прибылью.
2) Обязательства и отношения между лордом, вассалом и феодалом составляют основу феодализма, а прибыль — основная цель капитализма.

Происхождение капитализма. Борис Кагарлицкий

3) Капитализм не поддерживает лордов и крепостных.
4) В капитализме подчиненный класс имеет свободу требовать от работодателя.

Об отличиях капитализма от феодализма

Что выделяет буржуазное общество от более первых классовых обществ — от древнего и средневекового? Именно то обстоятельство, что теперь классовое первенство основано не на «законно завоеванных правах», а на фактических хозяйственных соотношениях, что система найма не есть правовое отношение, а чисто финансовое.

Во всей нашей правовой системе мы не найдем законодательной формулировки современного классового господства. Если и есть некоторые намеки в этом направлении, то это, как, к примеру, положение о батраках, пережитки феодальных отношений.

Как можно понемногу убрать «в законодательном порядке» наемное рабство, если оно абсолютно не зафиксировано в законах? Бернштейн, приступающий к законодательным реформам, чтобы данным путем изничтожить капитализм, попадает в положение того русского будочника, героя рассказа Успенского, который собирался сцапать старого нищего за шиворот, однако не мог этого сделать, из-за того что у него и шиворота-то настоящего не оказалось.

В этом вся беда.
Всякое существовавшее до этого времени общество покоилось на констрастности угнетающего и угнетаемого класса («Коммунистический Манифест»), однако в предшествующих фазисах сегодняшнего общества эта противоположность выражалась в некоторых правовых отношениях. и благодаря этому могла до популярной степени дать нарождающимся отношениям место в рамках старых. «Крепостной, не выходя из крепостного состояния, возвысился до степени члена коммуны» («Коммунистический Манифест»).

Как?

Путем постепенного упразднения в пригородах всех тех разных повинностей (барщины, подушной подати, принудительного брака, раздела наследства и т. д. . и т. д.), которые, все вместе, составляли крепостное право.
Точно также «под игом феодального абсолютизма небольшой бюргер вырос до буржуа» («Коммунистический Манифест»), Как? Путем частичного формального упразднения или фактического ослабления цеховых уз, путем постепенного изменения, в самых нужных пределах, управления, системы финансов и обороны.

Если изучать вопрос абстрактно, а не исторически, то при старых классовых отношениях можно, как минимум, думать переход силою законодательной реформы от феодального общества к буржуазному. Однако что же мы видим на деле?

Что и там законодательные реформы служили не для того, чтобы сделать лишним захват политической власти буржуазией, а для того, чтобы, наоборот, его приготовить и реализовать. Как для упразднения крепостного права, так же и для уничтожения феодализма был нужен настоящий социально-политический переворот.

Но еще совсем по-иному дело обстоит теперь. Не закон вынуждает пролетария впрягаться в ярмо капитала, а необходимость, минус средств производства.

Но, в рамках буржуазного общества никакой закон в мире не в силах предъявить ему данные средства, из-за того что отнял их у него не закон, а развитие экономики.
Дальше, работа в границах системы найма точно также основана не на законах, потому как высота зарплаты определяются не в законодательном порядке, а силою экономических факторов.

И очень факт эксплуатации построен не на предписании закона, а на том чисто хозяйственном факте, что рабочая сила считается товаром, который, кстати, обладает приятным свойством делать стоимость, и высокую цену, чем какую он сам поглощает в виде средств существования рабочего.

Проще говоря, все ключевые отношения капиталистического классового господства не могут быть преобразованы законодательными реформами на буржуазном базисе, из-за того что они абсолютно не созданы буржуазными законами и не облечены в форму подобных законов.

 

ПЕРЕХОД ИЛИ ПЕРЕХОДЫ?. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

ОТ ФЕОДАЛИЗМА К КАПИТАЛИЗМУ: ПЕРЕХОД ИЛИ ПЕРЕХОДЫ?

Спор о соответствующем сути явления определении таких понятий, как феодализм или капитализм, пронизывает все дискуссии о современном мире. Я хотел бы дать обзор природы этого спора и показать, как он может направлять понимание такого зыбкого термина, как «переход».

Позвольте мне начать с капитализма. Мне представляется, что существуют три подхода, определявших использование этого термина. Я отождествляю их с Адамом Смитом, Вернером Зомбартом и Карлом Марксом.

Адам Смит предположил в часто цитируемой фразе из «Богатства наций», что разделение труда является необходимым следствием «определенной особенности человеческого естества… склонности меняться, выменивать, обменивать один предмет на другой»[59].

Из этой исходной посылки логически следует вывод, что капитализм

—не одна из нескольких исторически следующих одна за другой экономических форм, а просто то, «что происходит естественно». Точнее говоря, исторически существовали многие политические «системы», которые вмешивались в осуществление этих естественных склонностей человека, но эти вмешательства были лишь проявлениями человеческой неразумности:

«Таким-то образом всякая система, старающаяся чрезвычайными поощрительными мерами привлекать к какой- либо особой отрасли труда большую долю капитала общества, чем естественно направлялось бы к ней, или чрезвычайными стеснениями отвлекать от какой-нибудь отрасли труда ту долю капитала, которая без таких стеснений была бы вложена в нее, в действительности поступает как раз обратно тому, к чему стремится. Она задерживает, вместо того чтобы ускорять, развитие общества в направлении к действительному богатству и величию, и уменьшает, вместо того чтобы увеличивать, действительную стоимость продукта его земли и труда»[60].

Подход Вернера Зомбарта в «Квинтэссенции капитализма»[61] разительно отличается. Психология Зомбарта начинает вовсе не с утверждения об отражении капитализмом внутренней человеческой природы, а с прямо противоположного предположения. Капитализм неестественен:

«Докапиталистический человек — это естественный человек, [человек, каким Бог сотворил его][62]. Человеком, который еще не балансирует на голове и не бегает на руках (как это делает экономический человек наших дней), но твердо стоит на земле обеими ногами и на них ходит по свету. Найти его хозяйственный образ мыслей поэтому нетрудно: он как бы сам собою вытекает из человеческой природы»[63].

Но из факта неестественности капитализма вовсе не следует, что он хорош или плох. У него есть свои достоинства и свои пороки, хотя в какой-то день он может «сойти со сцены».

«Что будет тогда, когда капиталистический дух, в конце концов, лишится своей теперешней энергии, нас здесь совершенно не касается. Быть может, великана тогда, когда он ослепнет, выдрессируют, чтобы тащить демократическую культурную тачку. А может быть, это и будут сумерки богов. Золото будет возвращено Рейну.

Кто знает?»[64]

Ключевой пункт в рассуждениях Зомбарта о капитализме состоит в том, что капитализм стал возможен лишь при возникновении «духа капитализма» и что все выражения такого духа «коренятся в… первоначальных унаследованных свойствах организма»[65]. Затем Зомбарт при взгляде на эмпирическую реальность извлекает два вывода: (1) Все люди обладают качествами, необходимыми для капитализма. (2) Каждому народу эти качества присущи в разной степени[66].

Маркс отправлялся от иного исходного пункта. Для него вопрос о том, является ли склонность к предпринимательской деятельности «природной» или нет, был метафизической мистификацией[67]. Потому что экономическое поведение человека по отношению к другим людям — отражение особой системы, которую он назвал «производственными отношениями», а эти отношения эволюционируют в ходе истории. В этом смысле «природа» человека, выводимая из его экономического поведения, менялась со временем. Конечно, изменения не были ни внезапными, ни случайными, поскольку:

«Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления»[68].

Для Маркса, таким образом, проблемой было объяснить, какова материальная основа капиталистического способа производства именно как отличающегося от других способов производства и какими были исторические обстоятельства и формы перехода социальной системы от одного способа производства к другому.

Как каждый из этих подходов применяется при решении вопроса о переходе от феодализма к капитализму? Смитовский подход логично и неизбежно ведет к полному отсутствию интереса к проблеме. Капитализм — это просто экономика, основанная на денежном обращении. «Переход» случился когда-то в доисторические времена. Соответственно и наш вопрос с интеллектуальной точки зрения — не проблема или в лучшем случае незначительная сноска в написанной с точки зрения вигов истории. Экономисты были заинтересованы в универсальных формулах, и как только в сердце капиталистического мира-экономики были ликвидированы остатки меркантилистского мышления, проблема перестала быть предметом политических споров. С тех пор последователи Смита, экономисты неоклассической школы, презрительно отвернулись от исторических и «институциональных» данных и проблем.

Марксистские критики экономистов-классиков и либералов поставили в центр своих рассуждений главным образом аргумент, что «универсалии» последних —будь то в политике (индивидуальные права), экономике (рыночное саморегулирование), этике (категорический императив) или науке (эмпиризм) —на самом деле классово обусловлены, являются отражением подходов социально господствующей группы, буржуазии. Маркс принял многое из их анализа, в той мере, в какой тот работал, но настаивал на его исторической ограниченности и ошибочности его представления как выражения естественных законов или вечных истин.

Таким образом, капитализм следовал за феодализмом, и оба строя были «естественными», если понимать под этим, что они существовали и каким-то образом составляли историческую последовательность. И «переход» также был естествен, в том смысле, что был кульминацией противоречий, присущих одному из способов производства, что и вело в определенный момент к качественному преобразованию общественного строя.

Для Зомбарта, как и для Маркса, проблема перехода была исторически реальной. Но марксистская точка зрения, ставившая в центр классовый конфликт, была ему не по нраву. Зомбарт искал способы объяснить (и преодолеть) «отсталость», что имело не столь пугающий политический смысл. И все же сила марксовой критики была слишком велика, чтобы ее было возможно игнорировать. Ее скорее следовало обойти. Зло капитализма необходимо было признать без реального осуждения виновника. Решение состояло в том, чтобы признать капиталистическую систему неестественной, но капиталиста — героическим.

Что же, с точки зрения Зомбарта, было «неестественным» в капитализме? То, по-видимому, что человек жертвовал удовлетворением немедленных потребностей (будь то материальное потребление или «духовные» достижения) во имя долгосрочного экономического вознаграждения. Хотя подобный подход мог бы привести и к весьма критическому отношению к капитализму (см. обличение Карлейлем «денежных отношений»), он может привести человека и в противоположном направлении —к восхищению «индивидом», который противостоит инертности масс, Прометеем, похищающим у богов огонь, как можно было бы резюмировать взгляд Шумпетера.

Поскольку предполагается, что всегда встречались люди прометеевского типа, но их исторические успехи всегда были преходящи, как же можно объяснить, что наконец-то был достигнуть успех и в западном мире возник капитализм? В нахождение ответа внес свой вклад Макс Вебер. Излагая эскизно, для Вебера создание капиталистической системы было следствием уникального сочетания определенного уровня технологии, специфических политических условий («европейский феодализм») и подъема необычной религиозной традиции («профетической») в форме протестантизма, особенно кальвинизма. Это сочетание позволило группам предпринимателей создать институты, защищающие от враждебных им сил. Таким образом, зомбартовское «неестественное» положение дел обрело существование через веберовское исключительное стечение обстоятельств.

Именно в этом контексте мы обращаемся к вопросу о переходе. Кто совершает переход, куда он совершается, когда происходит? Мы должны начать с различения между тремя способами пользоваться понятием «переход», часто сваливаемыми в кучу — не столько Марксом и Вебером, так сказать, сколько теми, кто провозглашает себя их учениками. Ведь грандиозная путаница порождается фактом, что один и тот же термин на самом деле обозначает три достаточно различных явления и тем самым искажает историческую интерпретацию процесса социального изменения.

Первое значение термина «переход» должно относиться к начальному преобразованию феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Второе значение термина «переход» должно относиться к последовательному включению внешних, некапиталистических, систем в развивающийся и по необходимости расширяющийся капиталистический мир-экономику. Третье значение термина должно

относиться к распространению пролетаризации труда и коммерциализации землепользования внутри капиталистического мира-экономики на те регионы, где все еще используются иные способы оплаты труда или обеспечения контроля за землей.

Давайте начнем с рассмотрения «классического» значения, «преобразования» феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Был лишь один момент, когда перераспределительная миро- система[69] была преобразована в капиталистический мир-экономику. Это произошло в Европе (включая Ибероамерику) между 1450 и 1640 гг. Несомненно, что в истории были и другие периоды, когда, казалось, начинается такое преобразование, например, в Средиземноморье между 1150 и 1300 гг. Сходные процессы случались в другие моменты и в других регионах, но все более ранние преобразования по различным причинам обрывались.

Преобразование такого рода не может быть датировано ни днем, ни месяцем, ни годом, ни даже десятилетием. Оно представляло собой, как мы говорим, процесс перехода. Когда Вебер стремился бросить вызов основным посылкам марксова материалистического объяснения истории, в качестве поля боя он избрал именно причины этого единственного в своем роде перехода. Спор хорошо известен, и я не буду его излагать. Что касается третьей школы, в то время как экономисты-неоклассики похоронили вопрос в целом, реалии эволюционирующего мира привели некоторых современных смитианцев к переосмыслению проблемы. И теперь мы наконец имеем смитианскую интерпретацию единственной в своем роде трансформации феодальной Европы в капиталистический мир-экономику, данную в книге Норта и Томаса «Возникновение западного мира»[70].

Маркс объяснял преобразование, доказывая, что противоречия предшествующего (феодального) способа производства нашли свое разрешение в возникновении нового (капиталистического) способа производства. Вебер объяснял преобразование, рассматривая уникальное сочетание исторических условий, в которых капиталистические ценности стали господствующими. Но как смитианец, верящий в естественную природу капитализма, может примирить этот взгляд с признанием, что современный капиталистический мир-экономика — «новый и уникальный феномен»[71]? Он может сделать это только в виде вариаций на темы Вебера. Хотя капитализм «естествен», человеческой природе всегда ставили преграды для реализации, пока уникальное сочетание обстоятельств не сделало возможным «возникновение институциональных условий и прав собственности, которые создали побуждения, направляющие экономические усилия в такие сферы деятельности, которые приблизили частный уровень прибыли к общественному»[72]. Но что же это было за сочетание, сделавшее это возможным? Авторы прибегают, и упорно, к переменной, которую сами признают инородной по отношению к экономике, к населению. «В конечном счете растущее население создало основу для торговли; последовавшее расширение рыночного хозяйства заставило средневековую экономику реагировать, пусть медленно, именно тем образом, как это предсказал Адам Смит»[73]. Почему мир однажды, и лишь однажды в истории, получил выигрыш от такого эффективного рывка в росте населения, с моей точки зрения, не получило в свою очередь адекватного объяснения[74].

Три взгляда на трансформацию кажутся довольно ясными и отчетливыми. Почему же существует такая путаница в вопросах перехода? Потому, что многие ученики Маркса и Вебера транспонировали теории обоих, являющиеся объяснением единого и единственного преобразования, в теорию стадий, где многочисленные индивидуальные «общества», под которыми в сущности понимаются нации-государства, проходят через преобразования каждый по отдельности. В то время как и Маркс, и Вебер рассматривали это преобразование феодальной Европы в капиталистический мир-экономику как уникальное событие (хотя некоторые из формулировок каждого из них могут быть названы двусмысленными в этом отношении), их взгляды стали использоваться многими для обоснования подходов с точки зрения «теории развития» (developmentalism), а не «миросистемы»[75]. Веберианские функционалисты забыли, что Вебер сравнивал не Великобританию с Китаем, а Европу с Китаем[76]. А марксистские сторонники теории развития забыли, что формулой Маркса было «комбинированное», равно как и «неравномерное» развитие. (Хотя «теория стадий» более конгениальна марксову и зомбартову взглядам на капитализм, рассматриваемый как историческое явление, существовал и осторожный смитианский вариант теории стадий в «монетаристских» взглядах на национальное развитие[77]. Норт и Томас, между тем, открыто отвергали теорию стадий.)[78]

Именно из-за путаницы, порожденной теорией стадией, мы вынуждены анализировать два другие процесса, покрываемые, как кажется, понятием перехода. Речь идет о «вовлечении», с одной стороны, «пролетаризации труда» и «коммерциализации земли», с другой. На самом деле эти два процесса не являются частью преобразования феодализма в капитализм, но являются аспектами становления капиталистической мироэкономики, которая в своем историческом развитии экстенсивно вовлекает в свою орбиту все новые страны. Одновременно имеет место и интенсивный рост — прогрессирующие пролетаризация труда и коммерциализация земли.

Мы используем термин «вовлечение» лишь для того, чтобы обозначить присоединение новых географических зон к капиталистическому миру-экономике в периоды времени после «начального» расширения XVI века, которое было составной частью преобразования феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Мы должны помнить, что это последовательное расширение не было непрерывным, но совершалось историческими рывками. Более того, примерно к 1900 г. это расширение более или менее подошло к концу, так как можно сказать, что к этому времени капиталистический мир-экономика распространился на весь земной шар.

Новые регионы вовлекались в капиталистическую мироэкономику как территориальные общности, иногда суверенные, иногда колонизуемые. Эти вовлечения большей частью выглядели исторически очень драматично, поскольку обычно предполагали ущемление, хотя бы частичное, прежде существовавшей суверенности. На самом деле драматическим изменениям, отмеченным историками, очень часто предшествовало менее драматическое вовлечение в форме «неформальной империи». Некоторые из вновь вовлекаемых регионов прежде были экономически автономными мирами-империями, такими, как Российская, Оттоманская, Китайская. Другие были отдельными прото-мирами-экономиками, такими, как Индийский океан или Западный Судан. И, конечно, в различных частях мира, особенно в Африке и Океании, существовали еще и изолированные минисистемы. Территориальные единицы, входившие в эти вовлекаемые районы, иногда совпадали, а иногда радикально отличались от образований в прежних политических границах. В экономических терминах такие районы обычно вовлекались как периферийные зоны мироэкономики. Но порой, из-за силы конкретной государственной структуры, они могли сразу входить в зону полупериферии (как Россия) или быстро становится частью этой зоны (случай Японии).

Вовлечение в том смысле, в котором мы используем этот термин, означало внешнюю экспансию капиталистического мира-экономики и таким образом неизбежно пришло к историческому завершению, когда были достигнуты географические пределы Земли. Пролетаризация труда и коммерциализация земли относятся, однако, к процессам, внутренним по отношению к капиталистическому миру-экономике и потому были не столь исторически драматичными и прерывистыми, они, кроме того, еще не исчерпали свой исторический потенциал. Именно в этой связи путаница в использовании термина «феодализм» имела наиболее вредоносное воздействие на четкость анализа, касающегося функционирования капиталистического мира-экономики, особенно марксистского анализа. Поскольку смитианцы и веберианцы имели тенденцию использовать скорее термин «традиционализм», чем «феодализм» для глобальной характеристики всех не «современных», то есть не капиталистических, сфер деятельности[79]. Марксистские приверженцы «теории развития», однако, часто пользуются термином феодализм (вполне очевидным, когда речь идет об особой исторической «системе» средневековой Европы), используя его там, где другие говорят о «традиционализме». Понятие феодализма применяется как ко всем некапиталистическим структурам, с которыми сталкиваются капиталистические институты при вовлечении новых районов в капиталистический мир-экономику, так и к общностям, группам или предприятиям, сопротивляющимся процессу пролетаризации труда и коммерциализации земли[80].

Это вводящее в заблуждение и антиисторическое овеществление марксистских категорий. Забавно, что некоторые из доморощенных марксистов похваляются им, вместо того чтобы отвергнуть. Например, Джон Тейлор, опровергая теории Поля Бэрана и Андре Гундера Франка, говорит о «глубоко антиисторической проблематике Марксова «Капитала»[81]. Таким образом, некоторые «марксисты» возвращаются к прудоновским универсалиям, которые Маркс с такой энергией отвергал в «Нищете философии»:

«Экономические категории представляют собой лишь теоретические выражения, абстракции общественных отношений производства…

Те же самые люди, которые устанавливают общественные отношения соответственно развитию их материального производства, создают также принципы, идеи и категории соответственно своим общественным отношениям.

Таким образом, эти идеи, эти категории столь же мало вечны, как и выражаемые ими отношения. Они представляют собой исторические и преходящие продукты.

Непрерывно совершается движение роста производительных сил, разрушение общественных отношений, возникновение идей, неподвижна лишь абстракция движения — «бессмертная смерть»»[82].

Это уяснение существенно для понимания, почему прогрессирующие пролетаризацию труда и коммерциализацию земли ни в коем случае нельзя смешивать с исторически уникальным «переходом от феодализма к капитализму». Если мы используем «формальное» определение феодализма, мы можем поверить, что некоторые регионы внутри капиталистического мира-экономики все еще демонстрируют нам феодальный «способ производства». Однако на самом деле формальные отношения землевладельца и производительного работника не являются определяющими. Так называемые узы взаимности, которые мы идентифицируем с феодализмом, обмена защиты на службу трудом порождают феодальный способ производства лишь когда они являются определяющими для других социальных отношений. Но когда подобные «узы» содержатся внутри капиталистического мира-экономики, их автономная реальность исчезает. Они становятся скорее одной из многих форм буржуазного найма рабочей силы, которые могут быть найдены в капиталистическом способе производства, форм, которые сохраняются, расширяются или сокращаются в связи с их прибыльностью на рынке.

Странно противопоставлять такой точке зрения Маркса, того самого Маркса, который в 1847 г. говорил:

«Подобно машинам, кредиту и т. д., прямое рабство является основой буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка; без хлопка немыслима современная промышленность. Рабство придало ценность колониям, колонии создали мировую торговлю, мировая торговля есть необходимое условие крупной промышленности»[83].

И еще более смешно провозглашать, что такой взгляд игнорирует отношения производства в пользу так называемых отношений обмена, также во имя Маркса, который на самом деле говорил:

«Говоря о разделении труда, он [Прудон] вовсе не чувствует потребности говорить о мировом рынке. Вот как! Но разве разделение труда в XIV и XV веках, когда еще не было колоний, когда Америка еще не существовала для Европы, а с Восточной Азией поддерживалась связь лишь через посредство Константинополя, не должно было коренным образом отличаться от разделения труда в XVII веке, когда имелись уже вполне развитые колонии?»[84]

Капиталистический способ производства вовсе не основывается на свободных труде и земле. Скорее, это способ производства, который сочетает труд пролетариев и вовлеченную в коммерческий оборот землю с другими формами оплаты труда и собственности на землю. Существование непролетаризованного труда и некоммерциализированной земли существенно для оптимизации возможностей получения общей прибыли капиталистического мирового рынка по нескольким причинам. Одна из них та, что такое сочетание сохраняет резерв земель для расширения производства первичных продуктов (продовольствия и сырья) при низких накладных расходах, делая возможным ответ на существенные сдвиги спроса на мировом рынке. Вторая — это сочетание сохраняет резервные источники труда даже в моменты «процветания». Когда возникает потребность в дополнительных рабочих руках, «традиционные» ограничения исчезают с замечательной быстротой. Третья — оно сокращает глобальные издержки, связанные с трудом, позволяя традиционным секторам брать на себя бремя издержек по поддержке детей и престарелых у значительных групп сельскохозяйственных или городских рабочих. Это всегда было особенно верно в отношении периферийных зон мироэкономики и, как говорит Самир Амин, «не вовсе устарело даже сегодня»[85] в качестве неотъемлемой части системы. Несомненно, что непрерывное долгосрочное вековое расширение мироэкономики (даже с учетом непрерывных кризисов накопления, в которых проявлялись противоречия) включало в себя все более интенсивное использование все большего количества земель. С ходом времени постепенно стало менее выгодно использовать формы вознаграждения, отличные от наемного труда. Но они все еще продолжают использоваться частично. Как сказал Маркс:

«Речь идет не о том положении, которое исторически занимают экономические отношения в различных следующих одна за другой общественных формах. Еще меньше речь идет об их последовательности «в идее» (Прудон), этом извращенном представлении исторического процесса. Речь идет об их расчленении внутри современного буржуазного общества»[86].

Или мы можем выразить это в несколько более метафорических терминах Фернана Броделя и рассматривать современный мир как дом из трех этажей: материальной жизни, экономики, капитализма:

«С экономической жизнью мы выйдем из рамок рутины, из рамок неосознанной повседневности. Но экономическая жизнь — это снова закономерности. Древнее и прогрессивное разделение труда вызвало необходимые разграничения и контакты, которыми питается активная и сознательная каждодневная жизнь с ее ничтожными прибылями, с ее микрокапитализмом, который, едва оторвавшись от обыкновенного труда, еще не кажется ненавистным. А еще выше, на последнем «этаже», мы поместим капитализм с его широкой ориентацией, с его механизмами функционирования, который тогда уже казался большинству смертных дьявольским. Что общего имеет такое усложнение, спросят меня, со скромной жизнью в нижней части шкалы измерения? Может быть, все, ибо оно включает эту жизнь в свое движение»[87].

Мы не сможем понять проблему прогрессирующих пролетаризации труда и коммерциализации земли, если мы примем определение капитализма, извлеченное из учения Адама Смита. Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира-экономики. Гипотетический свободный рынок — интеллектуальная конструкция, выполняющая такую же интеллектуальную функцию, как понятие движения без трения, функцию стандарта, сравнением с которым измеряют степень отклонения. Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли.

Капитализм развился путем расширения в пространстве своих базовых структур и внутри них путем прогрессивной «механизации» производственной деятельности. Во все возрастающей степени производители прибавочного продукта вознаграждались в форме заработной платы (в чистом виде или в сочетании с оплатой товарами, для которых был возможен расчет рыночной стоимости). Многие доказывали, что типичными чертами капитализма являются тотальная доступность всего труда и всей земли в качестве товара, ориентация всей производственной деятельности на создание и присвоение прибавочной стоимости. Но ни в какой момент времени, включая и наши дни, эти типичные черты не были исключительными чертами. Несомненно, они становились во все большей мере господствующими, но на самом деле капиталистическая миро-экономика характеризуется сочетанием свободного и «несвободного» труда, свободной и «несвободной» земли.

По мере того как капиталистическая мироэкономика асимптотически приближается к полному торжеству рыночных принципов, обостряются социальные, экономические и прежде всего политические противоречия системы. Капитализм в связи с этим окончательно разрушает свой «защитный слой» (говоря словами Шумпетера), с полной ясностью показывает природу своей эксплуататорской системы, и делая это, обеспечивает социальную базу для завершения процесса, для преодоления капитализма как системы. Это не автоматический процесс. Он осуществляется организованной оппозицией угнетенных слоев. Ключевой пункт, однако, состоит в том, что сами процессы развития капитализма подрывают политическую силу системы.

Я хотел бы закончить на этой ноте цитатой из Шумпетера, которого я оцениваю как самого изощренного из защитников капитализма, наиболее ожесточенно схватившегося в борьбе с ключевыми аргументами Маркса:

«Мы заново открыли то, что с иных позиций и, как мне кажется, недостаточно обоснованно нередко утверждалось и раньше: что капиталистической системе органически присуща тенденция к саморазрушению, которая на ранних стадиях вполне может проявляться в виде тенденции к торможению прогресса. Я не стану задерживаться на повторении того, каким образом объективные и субъективные, экономические и внеэкономические факторы, усиливая друг друга во внушительном аккорде, вносят свой вклад в достижение этого результата, и на доказательстве того, что уже и так ясно, а в последующих главах станет еще яснее, а именно, что все эти факторы ведут не только к разрушению капитализма, но и к возникновению социалистической цивилизации. Все они указывают в этом направлении. Капиталистический процесс не только разрушает свою собственную институциональную структуру, но и создает условия для возникновения иной структуры. Наверное, все-таки разрушение — не совсем удачное слово. Возможно, мне следовало бы говорить о трансформации. Ведь этот процесс ведет не просто к образованию пустоты, которую можно заполнить всем, что ни подвернется; вещи и души трансформируются таким образом, что становятся все более податливыми к социалистической форме жизни. С потерей каждого колышка, на который опиралась капиталистическая система, усиливается возможность осуществления социалистического проекта. В обоих этих отношениях видение Маркса оказалось верным. Мы также можем согласиться с ним и в том, что основной движущей силой той конкретной социальной трансформации, которая происходит у нас на глазах, является экономический процесс. Та часть марксистской аргументации, которую наш анализ, если он верен, опровергает, имеет для нас в конце концов лишь второстепенную важность, как бы ни была велика та роль, которую она играет в социалистическом учении. В конце концов разница между тем утверждением, что загнивание капитализма есть результат его успеха, и тем, что это загнивание есть результат его несостоятельности, не так уж велика».[88]

Я, как и Шумпетер, верю, что мы живем на ранних стадиях перехода от капитализма к социализму, который происходит «у нас на глазах». Одна из причин, почему нам интересно анализировать «переход от феодализма к капитализму», — это помогает нам понять, как реализуются такие сравнительно редкие преобразования. Имея это в виду, важно подчеркнуть, что подобные переходы переживают не «общества в национальных границах» и тому подобные конструкции. Их переживают миросистемы. Разумеется, повторю еще раз, преобразование такого размаха не может совершиться за день, месяц или год. Это процесс перехода. Это означает, что преобразование состоит из множества частичных изменений, больших или меньших, которые включают, конечно, приход к власти в существующих государственных структурах социалистических режимов, которые применяют, насколько в силах это сделать, внутри все еще существующего капиталистического мира-экономики социалистические формы и социалистические ценности. Эти усилия — часть процесса перехода. Они не обязательно воплощают окончательный продукт качественных изменений. «Видение Маркса оказалось верным», —сказал Шумпетер. Но сам Маркс предупреждал нас не воспринимать его взгляды как детальное пророчество. Будущее будет разворачиваться постольку, поскольку мы будем его разворачивать, в рамках тех ограничений, которые задает нам реальный мир.

Исторический процесс перехода от феодализма к капитализму в Европе

Объективный исторический процесс перехода от феодализ­ма к следующей ступени общественного развития — капиталистической общественно-экономической формации — имел как общие черты, характерные для смены предыдущих формаций, так и особенности. Общим было то, что главным двигателем этого процесса являлось развитие производительных сил общества — орудий и средств производства и одновременно самого производителя — человека. Соответственно этому менялись отношения людей в системе производства и распределения продуктов труда, социальная структура и вся общественная система.

Феодальный мир, как было рассмотрено, характерен независимым развитием нескольких центров в различных цивилизациях. В каждом из них феодальные общественные отношения, как и сам феодальный способ производства, имели свои особенности. Китайский феодализм отличался от индийского, европейский от обоих, как и российский от европейского.

Элементы капиталистического способа производства вызревали внутри феодализма: зарождались на стадии развитого феодализма, затем развивались на поздней его стадии, разлагая и вытесняя феодальные отношения. Потребности экономики и изменившаяся социальная структура общества вступают в противоречие с феодальной общественной системой, с государственной властью феодального класса. Феодализм порождал капитализм. Этот процесс был закономерен для государств разных цивилизаций.

В отличие от предыдущих формаций, переход к капитализму происходил не параллельно в нескольких независимых центрах мира, а сначала в Западной Европе. Западноевропейский феодализм в силу особенностей цивилизации и исторического развития вырвался вперед в экономическом и военно-техническом отношениях, ускорив формационное движение к капитализму. Огромное влияние на этот процесс оказали ограбление колоний, работорговля, жестокая эксплуатация колониальных народов. Немецкий исследователь капитализма В. Зомбарт отмечал: «Не надо забывать, что хозяйственное развитие Европы имело своим условием грабеж трех частей света. Мы стали богаты, так как за нас умерли целые расы и племена, целые части света были обезлюжены для нас». Европейский феодальный колониализм трансформировался в капиталистический колониализм, сохраняя в себе помимо экономи­ческих способов эксплуатации еще и внеэкономические методы.

В силу отмеченных исторических причин капитализм как спо­соб производства прошел становление и утвердился как формация сначала в Европе, а затем под европейским воздействием распространился в мировом масштабе, сохраняя Европу как «метрополию» — как мировой центр, эксплуатирующий «периферию» (другие регионы мира) в различных формах и степени. Экономическому подъему Европы способствовала научная революция, а религиозная реформация придала идеологическую составляющую развитию капиталистических отношений.

Утверждение же капиталистической формации в самой Европе проходило также последовательно в разных государствах с XVII в. до середины XIX в. вместе с распространением их колониального господства в других регионах мира. Переход от феодализма к капиталистической формации в общественно-политической сфере представлял собой разрушение государственной власти господствующего класса — феодалов — и установление политической власти нового класса — буржуазии как ведущей силы в капиталистическом способе производства. В ходе буржуазных революций буржуазия захватила власть, опираясь на рабочий класс и другие трудовые слои населения. Первые буржуазные революции прошли в промышленно развитых странах Европы — Нидерландах и в Англии.

Нидерландская буржуазная революция (1566 — 1609) произошла в ходе национально-освободительной борьбы против испанского феодального владычества и привела к образованию буржуазной Республики Соединенных провинций. Экономика республики ускоряет темпы роста и занимает господствующее положение в Западной Европе.

Через 40 лет побеждает буржуазная революция в Англии (1642 — 1649) в ходе двух гражданских войн (1642 — 1646 и 1648). После казни короля Карла I провозглашена республика в 1649 г. Последующее покорение Ирландии и Шотландии, а также англо-голландская война привели к диктатуре Кромвеля (1653). В 1660 г. под воздействием феодальной Франции и в результате соглашения буржуазии с феодальной аристократией происходит реставрация династии Стюартов (Карл II). Реставрация феодальных порядков (с сохранением крупной буржуазной собственности) продолжалась почти 30 лет. Новое усиление противоречий приводит ко вторичной буржуазной революции в 1688 — 1689 гг. (в английской историографии называемой «славной»). Ею завершился окончательный переход государственной власти к буржуазии при сохранении монархии, ограниченной парламентом. Капиталистическая Англия усиливает внешнюю экспансию, создается Британская империя, которая занимает место ведущей мировой державы в течение нескольких столетий.

Великая французская революция. ее историческое значение

После первых буржуазных революций прошло еще столетие, в течение которого капиталистические отношения продолжали вызревать внутри других европейских феодальных государств, усиливая противоречия и накаляя общественную обстановку. В 80-х гг. XVIII в. в наиболее острой форме социально-политические противоречия проявились во Франции. В 1789 — 1794 гг. разразилась Великая французская революция. Она нанесла мощный удар по феодальным устоям, сокрушив феодализм в одной из самых крупных европейских стран. Французская революция стала важным поворотным событием не только европейской, но и мировой истории, почему и получила в историографии название Великой. Подготовленная значительными изменениями социальной структуры общества (развитие буржуазии и пролетариата) и идеями философов-гуманистов, она приобрела буржуазно-демократический характер, выдвинув лозунг «Свобода, Равенство, Братство» и приняв «Декларацию прав человека и гражданина». Она всколыхнула народные массы в Европе, вызвав сплоченный отпор феодального мира. Началась контрреволюционная интервенция во Францию со стороны коалиции феодальных государств. Вооруженная борьба утверждающегося капитализма с феодализмом приобрела европейские масштабы. Буржуазные Англия и Нидерланды поддержали контрреволюцию во Франции, стремясь устранить своего конкурента на мировой арене.

Революционный процесс во Франции с участием широких на­родных масс во главе с революционной в то время буржуазией прошел все этапы и формы, ставшие классическими в последующем ходе мировой истории. Началу революции положило народное восстание в Париже 14 июля 1789 г. и взятие Бастилии — символа королевского абсолютизма. Крупная финансовая и торговая буржуазия, пришедшая к власти совместно с либеральным дворян­ством, утверждает в 1791 г. конституционную монархию и стремится не допустить углубления революции. Недовольство масс нерешенностью основных противоречий и угроза контрреволюции приводят в 1792 г. к новому восстанию, в результате которого приходит к власти торгово-промышленная буржуазия («жирондисты»). Монархия ликвидируется, устанавливается буржуазная республика. Казнь короля Людовика XVI, а затем и королевы Марии-Антуанетты завершает второй этап революции. Радикальные требования масс, борьба с контрреволюцией и интервенцией двигают революцию дальше. В 1793 г. устанавливается якобинская диктатура наиболее решительной революционной части мелкой и средней буржуазии. Новая конституция устанавливает республиканско-демократический строй. Революции и интервенции сопутствует гражданская война в Вандее против мятежников-роялистов (дворяне, духовенство, часть зажиточных крестьян). Поддержка масс, образование массовой революционной армии создают перелом в войне. Интервенты терпят поражение. Война переносится за пределы Франции, против контрреволюционеров развертывается массовый террор. На войне быстро наживается буржуазия. «Новые богатые» («нувориши») усиливают влияние в Конвенте, а якобинцы теряют связь с массами. 27 июля 1794 г. (9-го термидора по революционному календарю) происходит контрреволюционный переворот. Конвент принимает решение об аресте руководителя якобинцев Робеспьера и его единомышленников. На следующий день они были казнены. Под лозунгом «спасения революции от тиранов» к власти вновь пришла крупная буржуазия. Революция, разрушив феодальные устои, закончилась. Французский капитализм, используя революционный подъем, ринулся на завоевание господства в Европе.

Наполеоновские войны. Вторая революционная волна и утверждение капитализма в Европе

Для утверждения своего господства французская буржуазия быстро находит дик­татора — генерала Наполеона Бонапарта, проявившего высокие военные и административные способности. Завоевав популярность в ходе блестящих военных побед, он в 1804 г. объявил себя императором. Франция стала буржуазной монархией. Война превратилась в источник доходов новой буржуазии. Наполеоновские войны по завоеванию господства в Европе не только перекроили государственные границы и установили французское господство над большинством европейских народов, но и способствовали разрушению феодальных устоев в завоеванных странах. Для борьбы с Англией Наполеон устанавливает континентальную блокаду. Крушение наполеоновского владычества началось с побе­ды России в Отечественной войне 1812 г. Наступление русских войск вместе с войсками новой антинаполеоновской коалиции завершилось в Париже в 1814 г.

Наполеон низложен и сослан на остров Эльбу, во Франции восстановлена династия Бурбонов. По инициативе держав-победительниц — России, Англии, Австрии и Пруссии созван международный конгресс, проходивший в Вене с сентября 1814 г. по июнь 1815 г. На Венском конгрессе решались вопросы послевоенного устройства Европы. Во время его работы 1 марта 1815 г. пришло известие о высадке Наполеона на юге Франции. Армия перешла на его сторону, 20 марта Наполеон вступил в Париж и восстановил империю. В течение «100 дней» правления он сконцентрировал 120-тысячную армию и выступил против новой, 7-й антинаполеоновской коалиции. Коалиционные войска воз­главил английский фельдмаршал А. У. Веллингтон. В сражении близ бельгийского населенного пункта Ватерлоо 18 июня 1815 г. против Наполеона действовали англо-голландская армия Веллингтона и прусская армия генерал-фельдмаршала Г. Л. Блю­хера. Французская армия была разбита, Наполеон бежал в Париж. 22 июня он вторично отрекся от престола и затем был сослан на далекий остров Святой Елены в Атлантическом океане, где содержался как пленник англичан до конца жизни.

Победа коалиции феодальных государств во главе с Россией над наполеоновской Францией привела к реставрации феодальных монархий как во Франции, так и в некоторых покоренных ею государствах. Но полностью вернуться к феодальным общественным отношениям, тем более к экономическому строю, оказалось невозможно. В течение 15 лет шло частичное возрождение феодальных порядков, но в 1830 — 1849 гг. Европу сотрясла вторая революционная волна. В итоге серий буржуазных революций капиталистическая формация к середине XIX в. окончательно утвердилась в различной форме в большинстве европейских стран. Через революционные потрясения, войны, кровь и насилие буржуазия устанавливала свое политическое и эко­номическое господство.

Капиталистическая формация, утвердившаяся в Европе, вступила в свою первую, раннюю стадию развития. Ранний («свободный», «конкурентный») домонополистический капитализм способствовал быстрому научно-техническому и экономическому подъему европейских стран и распространению их влияния на другие регионы мира.

Россия, обладавшая большой военной мощью и утвердившая свое влияние после победы над Наполеоном, активно включилась в мировые политические процессы и хозяйственную жизнь Европы. В силу своего формационного отставания и мощи феодальных структур она выступила опорой реставрации феодализма, что способствовало сохранению феодальных устоев и внутри страны. Однако, втягиваясь в европейские рыночные отношения, российский феодализм подвергается все большему разложению.

Чем отличается феодализм от капитализма

Капитализм против феодализма

В экономике есть две связанные модели, которые сегодня формируют стандарты жизни и социальных классов; это феодализм и капитализм. Фактически, известные экономисты, такие как Карл Маркс, признают некоторую взаимосвязь между двумя конституциями, так что в обеих структурах власть доминирующего класса основана на эксплуатации подчиненного класса. Несмотря на указанное сходство, существует множество различий между феодализмом и капитализмом.

Феодализм — это политическая и военная система между феодальной аристократией (лордом или сеньором) и его вассалами. В своем самом классическом смысле феодализм относится к средневековой европейской политической системе, состоящей из набора ответных юридических и военных обязательств среди дворянства воинов, вращающихся вокруг трех ключевых концепций лордов, вассалов и феодалов; группу феодализма можно увидеть в том, как эти три элемента сочетаются друг с другом. Обязательства и отношения между лордом, вассалом и феодалом составляют основу феодализма. Лорд предоставил землю (феодалу) своим вассалам. В обмен на феодала вассал обеспечил бы военную службу господину. На феодализме вращались отношения с феодалами. Таким образом, были разные «уровни» господства и вассалажа.

В типичном феодальном обществе собственность на всю землю была возложена на короля. Обслуживать его была иерархия дворян, самая важная из которых держала землю прямо от короля, а меньшую от них — до сеньора, который держал одну усадьбу. Политическая экономия системы была местной и сельскохозяйственной, а на ее базе была манориальная система. В мануальной системе крестьяне, рабочие или крепостные держали землю, которую они работали у сеньора, который предоставил им использование земли и защиту в обмен на личные услуги и сборы. В течение средневековых лет увеличение связи и концентрация власти в руках монархов во Франции, Испании и Англии разрушали структуру и способствовали появлению класса бургеров. Система постепенно сломалась и в итоге была заменена более современным подходом к управлению ресурсами — капитализмом.

Капитализм — один из самых влиятельных факторов, которые сегодня определяют экономические классы. Это структура, в которой средства производства и распределения находятся в частной собственности и эксплуатируются с целью получения прибыли. Капиталисты обычно состоят из частных компаний, которые принимают и осуществляют рыночные решения в отношении предложения, спроса, цены, распределения и инвестиций без значительного вмешательства со стороны государственных или государственных органов. Прибыль, главная цель любого капиталиста, распределяется среди акционеров, которые инвестируют в бизнес. Заработная плата и заработная плата, с другой стороны, оплачиваются работникам, занятым на таких предприятиях. Капитализм, являясь влиятельной и гибкой системой смешанной экономики, вытеснил основные средства индустриализации на протяжении большей части мира.

Существуют различные типы капитализма: анархо-капитализм, корпоративный капитализм, кроткий капитализм, финансовый капитализм, капитализм невмешательства, поздний капитализм, неокапитализм, посткапитализм, государственный капитализм, государственный монополистический капитализм и технокапитализм. Как бы то ни было, существует общее мнение о том, что капитализм поощряет экономический рост, а также усиливает неравенство в доходах и богатстве. Капиталисты считают, что увеличение ВВП (на душу населения), основного подразделения в измерении богатства, будет способствовать повышению уровня жизни, включая улучшение доступности продуктов питания, жилья, одежды и здравоохранения. Они считают, что капиталистическая экономика имеет лучшие практические возможности для повышения доходов рабочего класса за счет новых профессий или деловых предприятий по сравнению с другими типами экономики. Однако, в отличие от феодализма, капитализм не поддерживает лордов и крепостных. Скорее, он признает корпорации и предприятия руководящим органом над рабочим классом. Что отличает его от феодализма, так это то, что подчиненный класс имеет свободу требовать от своего работодателя и что работодатель обладает ограниченными полномочиями, в основном профессиональными по своей природе, над подчиненными.

Резюме:

1) Феодализм включает в себя аристократию и вассалы, в то время как капитализм находится в частной собственности и работает с прибылью.

2) Обязательства и отношения между лордом, вассалом и феодалом составляют основу феодализма, а прибыль — главная цель капитализма.

3) Капитализм не поддерживает лордов и крепостных.

4) В капитализме подчиненный класс имеет свободу требовать от работодателя.

Капитализм и феодализм сравнение

Автор Ёедой задал вопрос в разделе Общество, Политика, СМИ

Чем отличается феодализм от капитализма ? Что об этом думают в 21 веке? и получил лучший ответ

Ответ от Max[гуру]
Сегодняшний феодализм легко встраивается в формальные структуры власти. Посмотрите на Дагестан, Чечню, Ингушетию. Один из феодальных кланов (на которые делает ставку власть) занимает ключевые посты и пользуется всеми благами власти, оттесняя другие.
Отличие от реального капитализма — невозможность эффективной ротации элит у власти. Сответственно получается бочка с порохом и заженным фитилем.
Наша Россия сеголдня очень похожа на феодальное государство.
Где есть феодалы «вертикальные» (региональные власти) и «горизонтальные» — финансово-промышленные гркппировки. Первые играют роль статистов и зицпредседателей в думе. Вторые — круче, потому что именно они решают все, в том числе и судьбу «сюзерена».

Что отличает буржуазное общество от более ранних классовых обществ — от античного и средневекового? Как раз то обстоятельство, что теперь классовое господство основано не на «законно завоеванных правах», а на фактических хозяйственных соотношениях, что система найма не есть правовое отношение, а чисто экономическое. Во всей нашей правовой системе мы не найдем законодательной формулировки современного классового господства. Если и есть некоторые намеки в этом направлении, то это, как, например, положение о батраках, пережитки феодальных отношений.

Как можно постепенно уничтожить «в законодательном порядке» наемное рабство, если оно вовсе не зафиксировано в законах? Бернштейн, приступающий к законодательным реформам, чтобы этим путем изничтожить капитализм, попадает в положение того русского будочника, героя рассказа Успенского, который собирался сцапать старого нищего за шиворот, но не мог этого сделать, потому что у него и шиворота-то настоящего не оказалось. В этом вся беда.

Всякое существовавшее до сих пор общество покоилось на противоположности угнетающего и угнетаемого класса («Коммунистический Манифест»), но в предшествующих фазисах современного общества эта противоположность выражалась в определенных правовых отношениях. и поэтому могла до известной степени дать нарождающимся отношениям место в рамках старых. «Крепостной, не выходя из крепостного состояния, возвысился до степени члена коммуны» («Коммунистический Манифест»). Каким образом? Путем постепенного упразднения в пригородах всех тех различных повинностей (барщины, подушной подати, принудительного брака, раздела наследства и т. д. . и т. д.), которые, в совокупности, составляли крепостное право.

Точно так же «под игом феодального абсолютизма мелкий бюргер вырос до буржуа» («Коммунистический Манифест»), Каким образом? Путем частичного формального упразднения или фактического ослабления цеховых уз, путем постепенного преобразования, в самых необходимых пределах, управления, системы финансов и обороны.

Если исследовать вопрос абстрактно, а не исторически, то при прежних классовых отношениях можно, по крайней мере, мыслить переход силою законодательной реформы от феодального общества к буржуазному. Но что же мы видим на деле? Что и там законодательные реформы служили не для того, чтобы сделать излишним захват политической власти буржуазией, а для того, чтобы, наоборот, его подготовить и осуществить. Как для упразднения крепостного права, так и для уничтожения феодализма был необходим настоящий социально-политический переворот.

Но еще совсем по-иному обстоит дело теперь. Не закон принуждает пролетария впрягаться в ярмо капитала, а нужда, недостаток средств производства. Однако, в рамках буржуазного общества никакой закон в мире не в силах предоставить ему эти средства, потому что отнял их у него не закон, а экономическое развитие.

Далее, эксплуатация в пределах системы найма точно так же основана не на законах, поскольку высота заработной платы определяются не в законодательном порядке, а силою экономических факторов. И самый факт эксплуатации основан не на предписании закона, а на том чисто хозяйственном факте, что рабочая сила является товаром, который, между прочим, обладает приятным свойством производить стоимость, и большую стоимость, чем какую он сам поглощает в виде средств существования рабочего. Одним словом, все основные отношения капиталистического классового господства не могут быть преобразованы законодательными реформами на буржуазном базисе, потому что они вовсе не созданы буржуазными законами и не облечены в форму таких законов.

Коммунизм или неофеодализм?

Кому-то мои доводы в пользу концепции неофеодализма покажутся немарксистскими. Для кого-то марксизм сводится к упрощенной, детерминистской теории этапов и переходов, где капитализм возникает из феодализма, а следующим этапом неизбежно будет социализм. Я думаю иначе. Маркс тоже думал иначе. Он признавал сосуществование различных способов производства и указывал, что такое сосуществование может усиливать отдельные тенденции в различных способах производства, усугубляя нищету и угнетение. В этом же ключе Роза Люксембург обратила внимание на то, что капитализм нуждается в некапиталистических формациях, внешних по отношению к нему. Люксембург показывает, что первоначальное накопление характерно не только для феодальной эпохи, как считал Маркс, но является непременным условием капитализма на протяжении всей истории его существования. Непосредственное присвоение (вместо обмена) — еще одна характеристика капитализма, правило, а не исключение. Концепция расового капитализма основывается на схожем понимании: капитализм никогда не сводился к эквивалентному обмену, последний всегда был буржуазной выдумкой. Развитие капиталистической промышленности было возможно лишь благодаря рабству и колониям. Капитализм всецело зависит от силового принуждения, внеправового обогащения, принудительных изъятий и разорения, ему необходима укорененная, передающаяся по наследству иерархия.

В посвященном США исследовании Карен Оррен указывает на взаимное пересечение феодальных и капиталистических институтов, а также трудовых отношений. Она отмечает, что закон господства и подчинения продолжает действовать и в XX веке. Вслед за Андерсоном и Мейксинс Вуд, которые в своем анализе феодализма подчеркивали роль парцелляции суверенитета в установлении иерархии, Оррен пишет: «Феодальное общество представляло собой огромный улей разрозненных территорий и сфер влияния с их собственными привилегиями и правовыми институтами, обслуживающими интересы правящих. Каждая территория обладала собственным моральным кодексом, вписанным в более широкий контекст феодальной этики иерархии». В США рабочие подчинялись скорее обычаю, нежели закону, поскольку суды отказывались рассматривать их дела. С точки зрения закона господ и рабов рабочими становились не в результате заключения трудового договора, но в силу статуса, неотделимого от индивида. Как уже говорилось выше, Кори Робин также отмечает устойчивость феодальных отношений в США. «Приоритет консервативной позиции состоит в поддержании частных режимов власти», — пишет он. «Позвольте всем стать демократическими критиками государства; но убедитесь, что они остаются феодальными подданными в семье, на заводе, в поле». Таким образом, мы наблюдаем многочисленные примеры сосуществования различных режимов власти и производства, в частности капиталистического и феодального, когда феодальные отношения личной зависимости помогают создавать условия капиталистического производства и усиливают капиталистическую эксплуатацию.

Описывая «кажущиеся феодальными элементы» экономики Латинской Америки, Эндре Гундер Франк вносит свой вклад в развитие дискуссии. То, что выглядит «феодальным» в случае Латинской Америки, изучением которой занимался Франк, для него лишь эффект империалистического «экономического развития». Напомним, что Ленин теоретически осмыслял империализм в терминах возрастающей концентрации капитала, монополий и финансовой олигархии. Современные сложные сети — цифровые, коммуникационные, информационные — усиливают эти тенденции, вызывая стремительный рост неравенства по модели степенного распределения (разработанной Вильфредо Парето). Выводы Франка о Латинской Америке сегодня релевантны как для США и Великобритании, так и для всего мира (хотя и в разной степени): неофеодализм — продолжение империализма. Этот тезис станет понятнее, если взглянуть на структуру сложных сетей.

Альберт-Ласло Барабаши в своей книге Linked («Связанные, подключенные») вычленяет формальные характеристики степенного распределения в комплексных сетях, то есть таких, отличительными чертами которых являются свобода выбора, рост, предпочтительное присоединение. В таких сетях люди самостоятельно решают, с кем они хотят вступать в контакт, а с кем нет. Количество соединений с течением времени возрастает, и поэтому люди склонны выбирать то, что нравится другим, а не то, о чем почти никто не знает. Например, популярная книга, ресторан или интернет-сайт имеют примерно в два раза больше соединений/ссылок, чем стоящие на втором месте в списке популярности; второе место собирает в два раза больше «линков», чем третье, в то время как различия между позициями, находящимися в конце пищевой цепи, в конце графика распределения, несущественны. С помощью графика степенного распределения можно изобразить ситуацию, когда победитель забирает все или почти все. Находящийся на вершине имеет гораздо больше, чем те, кто находится снизу. Распределение происходит не по нормальной кривой, а напоминает скорее длинный хвост. У наиболее популярных людей в твиттере — более 100 миллионов подписчиков, у тех, кто находится на девятом или десятом месте — около 50 миллионов, а у рядовых пользователей — около 200 подписчиков. Еще один пример: представьте себе организацию или учреждение, где 20% сотрудников делают 80% работы; в школе, университете или активистских группах некоторые занимают собой все пространство, лишь немногие постоянно говорят и выступают. Чтобы сделать это пространство более равноправным, требуется вмешательство.

Структура сложных сетей требует включения: чем больше элементов в сети, тем выгоднее для тех, кто на самом верху. Возникает конкуренция за внимание, ресурсы, деньги, рабочие места — за все, что имеет сетевую форму. Это, в свою очередь, приводит к концентрации. Таким образом, результатом свободного выбора, роста и преференциальной привязанности является иерархия, степенное распределение, при котором верхние слои общества имеют гораздо больше, чем нижние. Другой способ выразить ту же точку зрения: иерархия имманентна сетям. Она не навязывается извне. Преодоление иерархии, борьба с ней тре- буют внешнего вмешательства, разрыва, который отсечет голову гидры, нарушив работу системы, производящей неравенство. Другими словами, ликвидация имманентных иерархий требует политики.

Когда мы осознаем, что цифровые сети превращают нас в постоянных производителей данных, этого сырья коммуникативного капитализма, мы сможем еще лучше понять феномен неофеодализма — подчинение неизбежно. Классическое различие между феодализмом и капитализмом заключается в том, что феодализм основывается на прямой экспроприации, а капитализм — на свободной продаже рабочей силы свободными работниками. Маркс, конечно, ясно дал понять, что эта выдумка перестает работать в «сокровенных недрах производства», где капиталист и рабочий не равны друг другу. Он также наглядно показал, какую роль колониализм и работорговля играют в развитии капитализма. На сетевой социальной фабрике даже вымысел о свободном производстве утратил всякую силу. Общение, взаимодействие и даже перемещение в социальном пространстве генерируют данные, которые предназначены не для нас, а для других. Наши жизни и взаимоотношения превратились в ресурс для накопления капитала. Капитализм не может сохранять норму прибыли, эксплуатируя производительный труд. Сегодня он эксплуатирует потребление, извлекая прибавочную стоимость из ресурса данных, которые затем можно вновь использовать для воздействия на труд, производство, оборот, финансы и долг.

В таких крайне расистских обществах, как Соединенные Штаты, после десятилетий борьбы против расового, гендерного и этнического неравенства трудно поверить, что буржуазные вымыслы о свободе и равенстве когда-либо могли легитимировать рыночные отношения. Сегодня богатые и белые не чувствуют необходимости оправдывать несправедливое распределение. Теперь это наша задача — доказать, что мы имеем право хоть на что-то. Империализм привел к тому, что монопольный капитал может заставить государства снижать налоги, предоставлять налоговые льготы и преференции, вступать в соглашения, которые заменяют государственные суды частными трибуналами. Поставленные в зависимость от капитала государства продают государственную собственность и активы, ищут способы привлечь застройщиков и реализуют стратегии, привлекательные для богатых и губительные для бедных.

Неофеодализм отнюдь не вызван консервативным стремлением вернуться к прежней политико-экономической форме. Скорее он является продолжением, рефлексивизацией империализма в условиях коммуникативного капитализма. Структура сложных сетей показывает, почему современный капитализм стремится к неофеодализму. Комплексные сети подрывают равенство и усиливают иерархию посредством инклюзивности, свободного выбора и демократического участия. Иерархия — неотъемлемая черта сетей, характеризующихся свободой выбора, ростом и предпочтительным подключением. В то же время при коммуникативном капитализме практики, связанные с демократией, такие как свобода слова и дискуссии, концентрируются в отдельно стоящие аффективные сети, где политика сводится к ежедневно высказываемому негодованию. Освобожденное от пут демократии, но все еще претендующее на демократическую легитимность государство превращается в изощренный инструмент принуждения, наблюдения и контроля, становится средством поддержания порядка в условиях экспроприации, всеобщего разорения и фрагментации. В Соединенных Штатах это приводит к тому, что финансирование выделяется тюрьмам, а не школам, создаются новые отделения полиции, а не базовая инфраструктура (мосты и дороги), субсидии получают корпорации, а не население.

В чем разница между капитализмом и феодализмом?

Капитализм — см. Также феодализм .

Как существительные, разница между

капитализмом и феодализмом состоит в том, что капитализм (политика | бесчисленное множество) является социально-экономической системой, основанной на правах частной собственности, включая частную собственность на ресурсы или капитал, с экономическими решениями. формируется в основном за счет функционирования рынка, не регулируемого государством, в то время как феодализм — это социальная система, основанная на личной собственности на ресурсы и личной верности между сюзереном (господином) и вассалом (субъектом), определяющими характеристиками которых являются прямое владение ресурсами, личное лояльность и иерархическая социальная структура, подкрепленная религией.

Английский Существительное (политика, бесчисленное множество) социально-экономическая система, основанная на правах частной собственности, включая частную собственность на ресурсы или капитал, с экономическими решениями, принимаемыми в основном через функционирование рынка, не регулируемого государством. (экономика, бесчисленное множество) социально-экономическая система, основанная на абстракции ресурсов в форме частного капитала, с экономическими решениями, принимаемыми в основном через функционирование рынка, не регулируемого государством. (исчисляемый) конкретный вариант или реализация любой из таких социально-экономических систем. Предложения *

Существительное Социальная система, основанная на личной собственности на ресурсы и личной верности между сюзереном (господином) и вассалом (подданным). Определяющими характеристиками являются прямое владение ресурсами, личная лояльность и иерархическая социальная структура, подкрепленная религией. Связанные термины * феодальный * феодализм См. Также * капитализм * коммунизм * монархия * крестьянин * крепостной * сюзерен * вассал

В чем разница между феодализмом и капитализмом? — Мворганизация.org

В чем разница между феодализмом и капитализмом?

Разница между капитализмом и феодализмом состоит в том, что капитализм относится к капиталистической экономической системе и характеризуется частной или корпоративной собственностью на товары для получения прибыли, тогда как феодализм больше связан с социализмом или социально-экономической системой, в которой люди разделены на две части. классы-…

Что послужило причиной феодализма?

Почему и как развился феодализм в Западной Европе? Народы Западной Европы нуждались в источнике защиты от многих угроз вторжения с соблюдением порядка.В результате они изобрели систему, в которой люди высших классов обеспечивали защиту низшим классам в обмен на их лояльность к ним.

Феодализм — это слово?

феу · дал · изм. 1. Политическая и экономическая система Европы с 9-го по 15-й век, основанная на владении всей землей в феодальном владении или в качестве платы и вытекающих из этого отношениях лорда с вассалом и характеризующаяся почтением, юридической и военной службой арендаторов, и конфискация. 2.

Какие преимущества феодализма?

Феодализм помог защитить общины от насилия и войн, разразившихся после падения Рима и крушения сильного центрального правительства в Западной Европе.Феодализм обеспечил безопасность общества Западной Европы и предотвратил могущественных захватчиков. Феодализм помог восстановить торговлю. Лорды ремонтировали мосты и дороги.

Что такое феодализм Пакистана?

Феодализм в современном Пакистане (урду: زمینداری نظام zamīndāri nizam) обычно относится к власти и влиянию больших семей землевладельцев, особенно через очень большие поместья и в более отдаленных районах.

Кто такой феодал или помещик?

Классический феодализм В общих чертах, лорд — это дворянин, владевший землей, вассалом — лицо, которому лорд предоставил владение землей, и земля называлась феодальным владением.В обмен на использование феодального владения и защиту лорда, вассал предоставил лорду какую-то услугу.

Что такое феодальная семья?

феодальная система Добавить в список Поделиться. В феодальной системе крестьянин или рабочий, известный как вассал, получал участок земли в обмен на службу лорду или королю, особенно во время войны. Ожидалось, что вассалы будут выполнять различные обязанности в обмен на свои феодальные владения или участки земли.

Что такое феодальное земледелие?

Сельскохозяйственные земли в средние века при феодализме обычно были помещены в поместья.Усадьба, церковь и деревня были окружены возделанными и залежными землями, лесами и пастбищами. Часть земли была владением лорда; часть была выделена индивидуальным фермерам, а часть приходскому священнику.

Сравнение феодализма и капитализма — Трудности перевода

Лучший снимок, который я сделал большую часть замка

. На Хэллоуин мне подарили ночлег в аутентичном средневековом европейском замке! В небольшом городке Олите находится один из 10 лучших отелей-замков во всей Европе.Было бы только лучше, если бы там были привидения. Однако пребывание в честном и добром феодальном городе заставило меня задуматься о том, какой должна была быть жизнь более 1000 лет назад, и как она соотносится с жизнью сейчас.

Средние Эпохи долгое время назывались Тьмы Эпохи . В первую очередь потому, что годы между падением Римской Империи и началом Возрождения были лишены социальных, научных, экономических и культурных достижений ( и отсутствие письменных отчетов в этот период ). Католическая Церковь контролировала большую часть известного мира в то время, и королевства вели кровавые войны, опустошавшие сельскую местность и людей, которые там жили.

Феодальная блок-схема

Преобладающий тип правительства в этот период был известен как Феодализм , который был способом структурирования собственности на собственность (, включая землю, товары, скот и слуг, ) на основе отношений между владельцем и Пользователь. Обычно лорд или король давали временную аренду своей земле или собственности, известной как феодальных владений , вассалу .Взамен вассал присягнет в верности или в верности лорду и даст клятву себя и своих последователей присоединиться к любым боевым силам, если разразится война.

Одним из основных аспектов феодализма, который позволил этой практике процветать между 6 и 14 веками, был крепостной. Крепостное право было условием кабалы или подневольного состояния, которым владели многие крестьяне, живя на землях, сданных в аренду вассалу, но в конечном итоге контролируемых лордом. Каждый крепостной или семья крепостных занимали участок земли и должны были работать на вассала, который стал «господином поместья ».Им была предоставлена ​​защита и возможность заниматься пропитанием земледелием для себя. Эта усадьба составляла основную ячейку феодального общества, и крепостные крестьяне были низшим из низших сословий.

Городская площадь Олите, где раньше проводились корриды и рыцарские турниры

Согласно Википедия , « крепостной« работал на всех », в то время как рыцарь« сражался за всех », а церковник« молился за всех »». И хотя крепостных нельзя было покупать и продавать, они, скорее всего, были рабами до U.S. Гражданская Война , земля, на которой они жили и работали, могла. Таким образом, если новый лорд стал владельцем земли, у этого крепостного не было другого выбора, кроме как остаться на указанной земле, продолжая работать на своего нового «хозяина».

Разница в богатстве между лордами и крепостными в этот период была бессовестной. Но повторное изучение Средневековья ( я много изучал в начальной школе ) действительно помогло мне сравнить то, через что прошли крепостные, с тем, через что проходит подавляющее большинство людей в 21 веке.Во всех смыслах и целях крепостные были средневековыми 99% ( Occupy Europe? ).

Благодаря масштабным сдвигам в политике, которые начались в 1970-х годах при администрации Никсона , включая глобальную приватизацию, транснациональные корпорации и соглашения о свободной торговле, новая теория предполагает, что человечество вступило в современную эру феодализма. Неофеодализм — это вера в то, что те, кто контролирует верхний 1% богатства, позиционируют себя как новые лорды поместья.Они также сдают в аренду определенные аспекты своих владений вассалам ( генеральных директоров, политиков и банкиров, чтобы назвать несколько ), которые затем могут контролировать остальных из нас… также называемых крепостными.

Феодализм: тогда и сейчас

В основном экономический и коммерческий, неофеодализм подпитывается частными группами интересов, лоббируя правительства мира на всех уровнях, чтобы уменьшить их участие ( и регулирующие органы ) в различных отраслях. Это увеличивает разрыв в уровне благосостояния и создает большую популяцию бедных и / или маргинализованных людей, лишенных возможности получать основные потребности, как обещают их правительства, такие как здравоохранение, инфраструктура, образование и гражданские услуги.

21 век — это век Корпоративный Феодализм . Система правительства и способы, которыми эти корпорации уклоняются от правил, не позволяют 99% сопротивляться каким-либо образом. Современные крепостные, работающие на трех работах неполный рабочий день, зарабатывая едва ли достаточно денег, чтобы жить, не имеют возможности противостоять генеральным директорам корпораций, которые все контролируют.

Люди не могут рисковать потерять то немногое, что у них уже есть. И чего они на самом деле хотят? Большинство не просят ничего, кроме средств для обеспечения своих семей — еды, одежды и жилья — но им даже не дается возможность легко выполнить простейшее из них.Посмотрите на растущую инфляцию на продукты и аренду, в то время как минимальная заработная плата практически не изменилась за последние 20 лет!

Вид из окна нашего гостиничного номера Корпорации

вряд ли являются новыми идеями. Первоначальная концепция произошла от средневековых гильдий, которые пытались ограничить знания, власть и богатство только членами ( помните те банальные куртки 80-х, которые пытались вернуться в моду несколько лет назад? ). Основной целью гильдии было поддержание интересов существующей структуры власти.

Звучит знакомо? Должно. Это именно то, что корпорации делали на протяжении десятилетий, когда они вкладывали деньги и влияние в политические кампании, поддерживая кандидатов, которые будут голосовать с учетом интересов корпорации ( прибыль ), и мало заботясь ни о чем другом, особенно о современных крепостных. .

В Соединенных Штатах слова «федерализм» и «феодализм» могут быть почти взаимозаменяемыми, если посмотреть на то, как была устроена наша собственная Конституция. Большинство аспектов взаимоотношений работодателя и работника регулировалось общим законом, который закреплял принципы иерархии, унаследованные от феодального общества позднего средневековья.Система регулирования рабочего места, закон господина и слуги, позволяла работодателю избивать своего рабочего до тех пор, пока в 1843 году суд не признал это неконституционным!

Гостиная

Таким образом, сами корпорации были созданы для защиты интересов работодателей в течение десятилетий дешевой рабочей силы и изобилия ископаемого топлива. Наши отцы-основатели, вероятно, надеялись, что пережитки феодальной системы исчезнут из-за их избегания корпораций, однако их смены в 20-м веке — начиная с Никсона и далее — отменили большую часть работы, которая была проделана, чтобы сделать нашу страну страной свободных .

Развитие нашей современной капиталистической неофеодальной системы также заставляет задуматься о последствиях «борьбы» против коммунизма во время холодной войны . И как говорил мой отец: каждая война, которая когда-либо велась, велась из-за денег. Правила экономики. Если он у вас есть, вы выиграете. И если вы не проиграете. Это то, с чем приходилось иметь дело крепостным в Средние века, и это то, с чем приходится иметь дело 99% сегодня. Может быть, в этом замке действительно было несколько страшных призраков.

Наш гостиничный номер

Hasta la Proxima…

-Джастин

Феодальное общество — обзор

Феодальный период (221 г. до н.э. — 1911 г. н.э.)

Между историками ведутся споры об эволюции Китая в феодальный период. Китайское феодальное общество возникло в 221 году до нашей эры при династии Цинь и просуществовало 2132 года при династии Цин. Напротив, Соединенные Штаты стали независимым государством в 1776 году и с самого начала развивались как свободная рыночная экономика.

Что касается технологий и инноваций, этот период можно разделить на два этапа: на первом этапе (221 г. до н.э. — 1279 г. н.э.) китайские технологии достигли значительного прогресса, а на следующем этапе (1279–1911 г. н.э.) темпы развития технологий, инноваций и, как следствие, процветания в Китае снизились по сравнению с западными странами.

В этот период Китай был очень продвинут во многих областях по сравнению с остальным миром. Особенно развита сельскохозяйственная технология Китая.Чтобы использовать погодные условия для развития сельскохозяйственного производства, китайцы создали лунный календарь и 24 солнечных периода в лунном году (Wang, 1999). Некоторые солнечные термины означают определенные виды сельскохозяйственной деятельности. Например, «Зерно в колосе» (9-е из 24 солнечных сроков, то есть около 5-го июня) означает, что «бородатые» летнеспелые культуры, такие как пшеница и ячмень, созрели, а «бородатые» летние посевные культуры, такие как зерно и просо, следует сеять. Другие солнечные термины означают изменения погоды, такие как дождевая вода, белая роса и первый мороз, которые важны для сельского хозяйства.Помимо технологий в области улучшения почвы, орошение, удобрение, выращивание семян, гибридизация и прививка очень хорошо развивались, так что китайское сельское хозяйство было чрезвычайно продуктивным. Помимо сельского хозяйства, в то время были хорошо известны китайский шелк, чай, изделия из нефрита, фарфор и керамика, а соответствующие технологии были лучшими в мире.

Четыре великих изобретения древнего Китая — компас, технология изготовления бумаги, порох и подвижная печать — внесли огромный вклад в развитие мира.

Еще в период Сражающихся царств (475 г. до н.э. – 221 г. до н.э.) люди освоили технологию указания направления север-юг с помощью магнитов. Во времена более ранней династии Сун (960–1127 гг. Нашей эры) было изобретено другое устройство с магнитной железной иглой, указывающей на магнитный север, которая позже использовалась в навигации.

В начале западной династии Хань (206 г. до н.э. — 24 г. н.э.) бумагу производили из льна, который был самым ранним видом бумаги в мире, изготовленным из растительных волокон. Во времена восточной династии Хань (25–220 гг. Н. Э.) Для изготовления бумаги использовались многие виды новых материалов, такие как льняная ткань, тряпки и использованные рыболовные сети.После этого в Китае появилась передовая технология производства бумаги.

Литографическая печать была изобретена во времена династии Суй (581–618 гг. Нашей эры) и была очень распространена в династии Тан (618–907 гг. Нашей эры). Также в более раннюю династию Сун была изобретена подвижная печать и начался набор из обожженной глины.

Порох был изобретен при династии Тан и широко использовался в военных целях при династии Сун (960–1279 гг. Н. Э.). В 906 году нашей эры, в последний год перед кончиной династии Тан, «порох, сделанный машиной», использовался в войне за город Ханчжоу, что является самым ранним свидетельством использования пороха.При династии Юань начали появляться пистолеты, артиллерия и другое оружие (Wang, 1997).

Итак, мы видим, что до XIII века в Китае были очень передовые технологии, но большинство из них не использовалось в коммерческих целях для развития экономики или улучшения жизни людей. В XIII веке и позже искусство изобретательства в Китае пришло в упадок, и оно постепенно утратило свое технологическое преимущество по сравнению с остальным миром. Особенно после вступления в девятнадцатый век, из-за отсутствия сильного военного потенциала, Китай несколько раз подвергался вторжению, и рост в Китае отставал от роста в западных странах, и это показано в таблице 2.1 и рис. 2.1. В 1000 году нашей эры доля Китая в мировом ВВП составляла 22,7%, уступая только Индии с 28,9% и более чем в 30 раз превышая долю Соединенных Штатов. Эта доля достигла самого высокого уровня в 1820 году — 32,9%. В Первой опиумной войне 1840 года, направленной на запрещение наркотика, вызывающего зависимость, Китай проиграл Британии. После этого в Китай вторглись многие страны, и он продолжал погружаться в постоянные войны. В тот же период страны Запада начали индустриализацию, и Запад добился значительных успехов в инновациях и технологиях, что привело к значительному улучшению экономики западных стран.К 1913 году доля Китая в мировом ВВП упала до 8,9%, Европы — 46,6%, а Соединенных Штатов — 12,7%.

Таблица 2.1. Китай и Индия: взгляд назад (в процентах от мирового ВВП)

32,9%

	США и другие западные ответвления	Европа	Китай	Индия
1000	0,7%	13,4%	22,7%	28,9%
1500	0.5%	23,9%	25,0%	24,5%
1700	0,2%	29,7%	22,3%	24,4%
1820	1,9%	32,3%	16,0%
1913	21,7%	46,6%	8,9%	7,6%
1950	30,6%	39,3%	4,5%	4,2%

Источник: Мэддисон (2003)

Рисунок 2.1. История мирового ВВП.

Именно в этих условиях Китай решил учиться технологиям у Запада. Движение вестернизации было первым случаем в истории Китая, когда технология была внедрена в больших масштабах. Во время этого движения было открыто более 30 школ с целью предоставления естественнонаучного образования, и более 200 студентов были отправлены в зарубежные страны для изучения электроники, медицины, горного дела, металлургии, гражданского строительства, судостроения, строительства железных дорог и т. Д.(Собрание китайской современной истории: движение вестернизации [Z] Шанхай: Шанхайское народное издательство, 1961).

Что касается инноваций, то причины, по которым Китай перешел из периода великих инноваций и, как следствие, процветания, в период, когда он потерял свои инновационные преимущества и, как следствие, слабая экономика, можно понять следующим образом.

Во-первых, с 221 г. до н.э. Китай превратился в высокоцентрализованную феодальную систему, которая была фундаментальной моделью китайского общества. Согласно этой системе, всевозможные должностные лица назначались императором, а распределение богатства также контролировалось императором.В результате люди не придали большого значения технологиям, инновациям, коммерциализации и, как следствие, созданию богатства. Они стремились к власти и личному богатству, стремясь быть феодальными чиновниками и добиваясь их положения. Итак, хотя и было несколько технологических новшеств, они не были коммерциализированы. Например, компас использовался только в геометрии и порохе для петард.

Во-вторых, для удовлетворения политических потребностей правителей широко пропагандировалось конфуцианство.Все другие философии были заброшены, начиная с западной династии Хань, а неоконфуцианство стало популярным после династии Юань. Конфуцианство взяло за основу этику и нацелено на построение гармоничных межличностных отношений. Он оценивал людей только с точки зрения добродетелей, талантов и семейного происхождения, но игнорировал другие ключевые характеристики, такие как готовность к риску, творческие способности и коммерческая осведомленность. Неоконфуцианство выступало за «отстаивать справедливость, устранять человеческие желания», что сильно сковывало мысли людей.При неоконфуцианстве женщины были лишены права на учебу, в то время как мужчины были обязаны просто читать Четыре книги и Пять классических произведений для своей официальной карьеры (Sun, 2006). В результате большинство людей почти полностью потеряли дух новаторства и какой-либо интерес к научным или техническим исследованиям.

В-третьих, система имперских экзаменов, которая началась в 605 году нашей эры и закончилась в 1905 году, оказала негативное влияние на общество. Имперский экзамен, который сам по себе был неплохим, давал беднякам возможность изменить свою жизнь и был лучше, чем тогдашняя западная система феодалов.До того, как была введена имперская система экзаменов, Китай отбирал чиновников по «девятибалльной системе» (Zhang, 1999) — чиновники разделялись по девяти ступеням. Кандидаты в эти девять классов были отобраны на основе их «добродетелей» и путем оценки их семейного положения. В этой системе человек с «хорошим семейным прошлым», независимо от каких-либо других проблем, мог стать чиновником, тогда как человек без хорошего семейного фона не мог пополнить эти ряды, независимо от того, насколько он талантлив.Система имперских экзаменов изменила способ отбора должностных лиц, определив критерии отбора, организованные по предметным областям, и оценив людей по этим критериям. Таким образом, по сравнению с «девятибалльной системой», система имперских экзаменов стала предпочтительной системой, поскольку семейное происхождение не принималось во внимание. Система имперских экзаменов сыграла очень положительную роль в отборе квалифицированных чиновников. Но после вступления в династию Цин эссе из восьми частей (или стереотипное письмо) стало основным содержанием имперского экзамена (Xiang, 1999).Это часто принимало форму письменного экзамена с фиксированным форматом, охватывающего пять классических произведений: Книгу песен, Книгу истории, Книгу перемен, Книгу обрядов, а также весенние и осенние летописи. Если кандидаты умели писать эссе из восьми частей, их можно было назначить официальными лицами. В результате большинство китайцев не интересовались историей и реальностью своего времени и уж точно не интересовались естественными науками и технологиями. Их идеи и мысли были ограничены «Пяти классиками», и они утратили свои творческие способности.Интеллектуалы не участвовали в социально-экономической практике и вели пустые политические разговоры.

Наконец, императоры династии Цин прервали связь с другими странами. В восемнадцатом веке восстания против цинских правительств происходили чаще, и император беспокоился о сговоре ханьских китайцев с западными людьми, ведя более международный бизнес с Западом. Поэтому императоры Цин придерживались политики закрытых дверей, и использование западной культуры и влияния было запрещено, и, конечно же, передовые западные технологии также не были допущены в Китай.

Андре Гундер Франк: феодализм, капитализм, социализм

ПЕРЕХОДНЫЕ ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ: ФЕДАЛИЗМ, КАПИТАЛИЗМ, СОЦИАЛИЗМ ВВЕДЕНИЕ В ПЕРЕХОДЫ И РЕЖИМЫ В МИРОВОЙ СИСТЕМЕ Настоящий «переход от социализма к капитализму» и возможное будущее «переход гегемонии от Соединенных Штатов к Японии» — повод для пересмотра несколько научных направлений нашей политики и политических направлений нашей социальной науки.Среди них: 1) «переход от феодализма к капитализму», 2) «переход от капитализма к социализму», 3) процесс сам «переход», 4) понятие феодального, капиталистического и социалистического «способы производства» и 5) гегемонистский подъем и упадок Европы и Запад в современной мировой капиталистической системе. Возникает вопрос, все ли или частично вышеперечисленное основано на научных аналитических категориях или только производные от увлеченных идеологических убеждений.Возможно, как современная политическая реальность, так и доступная исторические свидетельства должны теперь привести нас к отказу от некоторых или даже всех этих позиций. Мое предварительное заключение будет заключаться в том, что идеологические шоры — или, что еще хуже, образ мышления — имеют слишком долго мешали нам увидеть, что мировая политическая экономическая система задолго до подъем капитализма в Европе и его гегемония в мире. Возвышение Европы представлял собой смену гегемонии с Востока на Запад в рамках ранее существовавшей системы.Если бы было любой переход тогда был именно этот гегемонистский сдвиг в системе, а не формирование новой системы. Мы снова находимся в одном из чередующихся периодов гегемонии и соперничество в мировой системе сейчас, что предвещает новый сдвиг гегемонии на запад через Тихий океан. Идентифицировать систему с ее доминирующим способом производства — это ошибка. Перехода от феодализма к капитализму как таковому не было. И не было (чтобы б) аналогичный переход от капитализма к социализму.Если эти аналитические категории «способов производства» мешают нам видеть политический мир реального мира экономической системы, лучше бы вообще отказаться от них. Эти категории «переход» и «режимы» не являются необходимыми или даже полезными инструментами, но скорее препятствия на пути научного изучения лежащей в основе преемственности и существенных свойства мировой системы в прошлом. Они также сковывают нашу политическую борьбу и способность противостоять и управлять развитием этой же системы в настоящем и будущее. Ряд недавних научных публикаций предлагают хорошую возможность для такого пересмотр (не?) священных канонов в нашей исторической науке и современных политика. Эти публикации включают дебаты Бреннера (19xx) о переходе от от феодализма к капитализму в Европе, до европейской гегемонии на западном сдвиге гегемония в тринадцатом веке Джанет Абу-Лугод (1989), Взлет и падение Великие державы в Европе и Америке Пол Кеннеди (1987), Длинные циклы в мировой политике в течение последних 500 лет Джорджа Моделски (1987), О глобальной войне за тот же период Уильяма Томпсона, Глобальное образование: структуры мировой экономики тогда и сейчас. Кристофер Чейз-Данн и другие работы об изменениях гегемонии. Несколько недавних статей Валлерстайна также предлагают особенно показательную возможность чтобы еще раз изучить все вопросы, поставленные в моих первых параграфах. Валлерстайн (1989 г.) оглянулся на прошлое и с нетерпением ждал следующих, пятнадцати лет «Мировой системы». Анализ: Вторая фаза »на ежегодном собрании Американского социологического общества в 1989 г. Ассоциация. Под заголовком «Под заголовком» Запад, капитализм и Современная мировая система », Валлерстайн (1989 b) рассматривает« почему в Европе, а не Китай »в сборнике под редакцией Джозефа Нидхэма.Еще через два в цитируемых ниже статьях Валлерстайн (1988, 1989c) уточняет определение своего система современного капиталистического мира и ее отличия от всех других. Эти статьи также дают нам хороший повод пересмотреть эти вопросы переходов и режимов, а также истоков и гегемонии современной мировой капиталистической системы. Я сделаю это в этом эссе с исторической точки зрения на историю мировой системы в в которой Европа была только Джонни, пришедшим в последнее время и временным гегемоном. Валлерстайн (1989b) спрашивает, чем отличается современная мир-система, капиталистическая мир-система и капитализм, которые для него одинаковы. Другие могут ссориться с ним об этих личностях, но пока я приму их. Рассмотрение Аргумент Валлерстайна об этой отличительной особенности покажет, что она внутренне самодостаточна. противоречивые и внешне противоречащие историческим свидетельствам. Мой аргумент будет что интерпретация Валлерстайна слишком ограничена, даже самоограничена; потому что он терпит неудачу чтобы в достаточной мере учитывать мировую систему. Я приводил аналогичный аргумент о феодализме и капитализме уже в предыдущей дискуссии. Под заголовком «С помощью какого способа производства курица превращает кукурузу в золотистую»? Яйца? »Я уже спорил с Родольфо Пуиггрос в 1965 году, что« если мы понять латиноамериканскую проблематику, мы должны начать с мировой системы, которая создает его и выходит за рамки добровольных оптических и ментальных иллюзий Иберо-американский или национальный фрейм »(Frank 1965, переведенный на Frank 1969: 231).я сейчас утверждают, что тот же императив применим и к проблематике перехода между феодальные и капиталистические способы производства в Европе. В последнем поколении все стороны Dobb-Sweezy (недавно перепечатаны в Hilton 19xx) и Бреннера (19xx), как поколения «национального каркаса» и другие До них европоцентрические ученые искали ответ через изменение способа производство в Европе. Но если мы хотим понять это явно европейское проблематика, мы также должны «начать с мировой системы, которая ее создает» и отказаться от «добровольной оптической и ментальной иллюзии [европейского] или национального Рамка.»Если мы (повторно) исследуем аргумент Валлерстайна и исторические свидетельства с точки зрения мировой системы, оказывается, что мировая система родилась не в 1550 году; это сделал не возникать в Европе; и он не является явно капиталистическим. СРАВНЕНИЯ И СХОДСТВА МИРОВЫХ СИСТЕМ Валлерстайн определяет наиболее важные характеристики современная мировая капиталистическая система по-разному в одной, трех, шести и двенадцати точках. Самая важная и определяющая отличительная особенность: Именно это непрерывное накопление капитала можно назвать его центральным активности и составлять ее специфическую особенность.Никакая предыдущая историческая система не кажется иметь какое-либо сопоставимое mot d’ordre социальной безграничности … На уровне этого центральное определяющее действие непрерывного роста, непрерывного накопления капитала … нет можно было бы сказать, что другая историческая система придерживалась такого образа жизни в обществе. более чем на самые короткие мгновения …. Единственное, что кажется неоспоримым, и бесспорно, гиперболические кривые роста производства, населения и накопление капитала — это постоянная реальность с шестнадцатого века. век…. Так зародилась радикально новая система …. (Валлерстайн 1989b: 9, 10, 26). Однако накопление сыграло, если не центральную роль в мировой системе в далеком прошлом. за пределами Европы и задолго до 1500 г., как подчеркивают Гиллс и Фрэнк (1990) под заголовком «Накопление накопления». Многочисленные исторические и теоретические возражения к этому тезису, в том числе и к тезису Валлерштейна, детально исследуются и отвергаются как необоснованные в Фрэнк (1990). Небольшой образец обширных свидетельств в поддержку более ранней мировой системы накопление представлено ниже. Возможно, различия станут еще больше, если мы сравним Валлерстайна. современная капиталистическая мировая система с альтернативами по большему количеству пунктов, чем просто один. В другом месте, Валлерстайн выделяет три разные характеристики, которые якобы устанавливают его систему. отдельно: эта описательная троица (ядро-периферия, A / B [фазы цикла], гегемония-соперничество) как Образец, поддерживаемый веками, уникален для современной мир-системы. Его происхождение было именно в конце пятнадцатого века (Валлерстайн 1988: 108). Как это бывает, и задолго до прочтения процитированной выше статьи Валлерстайна 1988 г., Gills и Франк (1990) подчеркивали ту же самую троицу из центра / периферии, фазовых циклов A / B, и гегемония / соперничество как другие центральные определяющие характеристики нашей мировой системы. Конечно, Чейз-Данн (1986), Абу-Лугод (1989), Уилкинсон (1987,1989) среди других также обнаружил эти же особенности ранее и в других местах. Валлерстайн (1989 г.) сам признает это и сказал об этом в цитированном выше обзоре Американской социологической Встречи ассоциации. Так что, возможно, нам следует еще подробнее остановиться. В другом месте, Валлерстайн (1989c: 8-10) резюмирует шесть «реалий эволюции этой исторической системы». Валлерстайн (1989a) также помогает нам разрезать эти реальности на еще более подробности и расширяя список до двенадцати «характеристик, которые предположительно являются описание капиталистического мира-экономики »: (1) непрерывное накопление капитала как движущая сила; (2) осевое разделение труда, при котором существует напряжение между ядром и периферией, такое, что существует некоторая форма неравного обмена (не обязательно так, как первоначально определил Аргири Эммануэль) пространственное; (3) структурное существование полупериферийной зоны; (4) большая и постоянная роль не наемного труда наряду с наемным трудом; (5) соответствие границ капиталистического мира-экономики границам межгосударственная система, состоящая из суверенных государств; (6) местонахождение истоков этого капиталистического мира — экономики раньше, чем в девятнадцатый век, вероятно, шестнадцатый век; (7) точка зрения, что этот капиталистический мир-экономика зародилась в одной части земного шара (в основном Европа), а затем распространилась на весь земной шар в процессе последовательного «объединения»; (8) существование в этой мировой системе гегемонистских государств, в каждом из которых периоды полной или неоспоримая гегемония, однако, была относительно короткой; (9) неприбыльность государств, этнических групп и домашних хозяйств, все из которых постоянно создаются и воссоздаются; (10) фундаментальная важность расизма и сексизма как принципы организации системы; (11) появление антисистемных движений, которые одновременно подрывают и укрепляют эта система; (12) образец как циклических ритмов, так и вековых тенденций, которые воплощают присущие противоречия системы и который составляет системный кризис, в котором мы находимся в настоящее время живы (Wallerstein 1989b: 3-4). Здесь я утверждаю (и поддерживаю в Фрэнке 1990 и Гиллсе и Фрэнке 1990), что снова 240 эти 242 слова Валлерстайна о двенадцати характеристиках мировой системы после 1500 также в равной степени и полностью верны для мировой экономики / системы (систем) до 1500 года, независимо от того, «капиталистический» или нет. Два исключения, каждое из которых состоит из одного слова, находятся под (6) происхождение … вероятно, в «шестнадцатом» веке и ниже (7), что этот мир система началась в «(в основном в Европе)».»Все остальное Валлерстайн говорит о предполагаемые характеристики «капиталистического мира-экономики» и «современного мир-система »в равной степени относилась и к средневековой, и к древней мировой системе. Таким образом, если мы исследуем эти списки, независимо от того, являются ли они одним определяющим отличием. specifica, или троица, или полдюжины реальностей, или целая дюжина характеристики, мы обнаруживаем, что каждая из них в равной степени верна и для другого более раннего мира системы и / или той же мировой системы до 1500 г.Конечно, я не жду читателя принимать это заявление только по моей просьбе. Он должен сам провести эти сравнения. Однако, к счастью, при этом он найдет отличного проводника, без сомнения, лучше меня, в самом Валлерстайне. Ибо теперь он сомневается в собственном положении и находит «неудобное стирание самобытности узоров европейского средневековый и современный мир »(1989b: 33). который отбрасывает и фактически ставит под сомнение свою «бесспорную» веру в различные способы. Многие из этих [предыдущих] исторических систем имели то, что мы могли бы назвать протокапиталистическими элементы. То есть часто было экстенсивное товарное производство. Существовали производители и трейдеры, которые стремились к прибыли. Было вложение капитала. Был наемный труд. Было Weltanschauungen, созвучное капитализму. Но никто не пересек порог создания системы, основной движущей силой которой было непрерывное накопление капитала (1989b: 35). Теперь мы должны возобновить вопрос, почему не возник капитализм? где-нибудь раньше.Кажется маловероятным, что ответ — недостаточный технологический база …. Вряд ли ответ — отсутствие предпринимательского духа. В история мира по крайней мере за две тысячи лет до 1500+ показывает огромное множество групп во многих исторических системах, которые проявили способности и склонность для капиталистического предприятия — как производители, как купцы, как финансисты. «Протокапитализм» был настолько распространен, что можно было считать его основополагающим элемент всех перераспределительных / подчиненных мировых империй, известных миру…. Что-то мешало этому [капитализму]. Потому что у них действительно были деньги и энергия диспозиции, и мы видели в современном мире, насколько мощным может быть это оружие. (1989b: 59-60, курсив мой, AGF). Более того, Валлерстайн отрицает уникальность своего «современного» мировая капиталистическая система «многими другими путями и способами. Так как это было бы утомительно разбирать все эти примеры, я ограничусь ссылкой на представителя мало.»Вся эмпирическая работа последних 50 лет над этими другими системами имела тенденцию чтобы показать, что у них была гораздо более обширная коммодификация, чем раньше подозревается …. Это, конечно, вопрос степени «(1989 b: 19, 20). и относительный «политический контроль» и «внеэкономическое принуждение» к «свободный» рынок здесь и там, тогда и сейчас (1989 b: 14). После того, как Валлерстайн пересказал (прото) капиталистические «элементы» и вопросы степени далеко и широко, задолго до 1500 года, мне было бы еще более утомительно повторять моя собственная, изложенная у Фрэнка (1990), и даже больше у Джиллса и Фрэнка (1990).Достаточно заметим здесь, что (1) Валлерстайн легко признает, что «кривые гиперболического роста в производстве, населении и накоплении капитала «цикличны с 1500 г .; и (2) Валлерстайн и другие должны также признать, что во многих случаях и массовый рост производства, населения и накопления произошел гораздо больше, чем «краткие» моменты задолго до 1500 года. Сам Валлерстайн помогает нам наблюдать ниже что это было верно, например, в период 1050–1250 годов в Европе.То же самое только много более того, это также происходило в то же самое время в Сунском Китае. Несколькими веками ранее столица накопление ускорилось в Танском Китае, затем в Исламском халифате и ранее в Гупта Индия и Сасанидский Иран, среди многих других случаев. Однако экономика и государственное устройство древнего и даже архаического мира (системы) были также характеризуются целым рядом «элементов» Валлерстайна. (прото) капитализм (капитал, деньги, прибыль, купцы, наемный труд, предпринимательство, инвестиции, технологии и т. д.), выделенные выше, и те, которые он синтезировал для «современная» мировая капиталистическая система (накопление капитала, ядро-периферия, гегемония, межгосударственная система, циклы, расизм, сексизм, социальные движения и многое другое). Просто вспомните примеры, наиболее известные жителям Запада: Рим, Китай (Великие каналы и стены), Египет и Месопотамия (оросительные системы и памятники). Что еще (важно для анализ мировой системы), длительные циклические подъемы (и последующие спады) в накоплении могут быть считается, что это было всемирно-системным, если не всемирно-системным.Важные причины в том, что они были систематически и систематически связаны друг с другом, например. в ханьском Китае, Гупта Индия, Парфянская, а затем Сасанидская Персия, Имперский, а затем Византийский Рим, Восточный Аксум Африка и, конечно, «варварская» Внутренняя Азия, не говоря уже о других частях Мир. То есть исторические свидетельства также проходят более сложную проверку специфичности капитализма, представленного Морисом Годелье (1990). Годелье делает четырехкратную классификацию характеристик, аналогичных характеристикам Валлерстайна.Позиция Годелье еще дальше от моего, чем от Валлерстайна. Однако даже Годелье отмечает, что четыре характеристики капитализм, который он отождествляет, не начался с капитализма. Однако он утверждал, что необходимые и достаточные условия новой (капиталистической) экономической структуры являются их их «соединение в новом отношении» и их «взаимная связь» друг с другом (стр. 9-10 рукописи). Однако исторические свидетельства показывают, что даже сочетание и взаимное отношение четырех Годелье или Валлерстайна трех, шести или двенадцати характеристики начались не с капитализма в 1500 году. Примечательно, однако, что Валлерстайн и другие, за исключением Уилкинсона, только говорят о некотором сходстве с другими «мировыми» системами. Следуя за ними так далеко, я всего лишь утверждаю, исходя из старой пословицы, что «если она похожа на утку, ходит как утка, крякает как утка [и наглядно демонстрирует 9 других описательных реальностей, кроме того, которую Валлерстайн резюмирует для своей миросистемы] … она также должна быть [мировой системой] утка «. Но в этом случае это или они могут быть просто одной или несколькими другими мировыми системами. утки, как утверждает Чейз-Данн.Даже Валлерстайн мог бы согласиться с этим сравнением, хотя сходство могло вызвать у него дискомфорт. Так что это невидимое и еще не определенное «что-то», что отличает современную мировую капиталистическую систему? Возможно это только мировоззрение самого капитализма, написанное Смитом и Марксом, Валлерстайном и Амин сейчас, как и большинство других, кто ретроспективно видит качественный прорыв вокруг 1500 год, когда его исторически не было. Ниже мы увидим, что существенное нечто в этом Weltanschauung, которое они все разделяют, оказывается предполагаемая идентичность (капиталистический) способ производства и система.По словам Смита и Маркса, которые сбили меня с пути в написании моей собственной книги два десятилетия назад открытие Америки и перехода к Ост-Индия у мыса Доброй Надежды стала величайшим событием в истории человечества. и открыл новую почву для буржуазии. То есть с европейской точки зрения курс. Но с точки зрения более широкого мира эти два события, как и другие, происходящие в Европа, были лишь событиями в развитии самой мировой истории. Почему это были два новых пути в Восточную и Вест-Индию, важные даже для европейцев, и почему они хотят стать лучше в первую очередь, если бы это было не из-за того, что там — и что там можно было получить — до 1500 года? ПЕРЕХОДЫ И НЕПРЕРЫВНОСТЬ МИРОВОЙ СИСТЕМЫ Жак Герне (1985: 347-8) предлагает альтернативную мировую перспективу: то, что мы привыкли считать — согласно мировой истории это на самом деле не более чем история Запада — как начало Нового времени был только отголоском городских торговых цивилизаций, чьи царство простиралось до монгольского нашествия от Средиземного до Китайского моря.Запад собрал часть этого наследия и получил от него закваску, которая должна была Возможна собственная разработка. Передача была одобрена крестовыми походами двенадцатого и тринадцатого века и расширения Монгольской империи в тринадцатом и четырнадцатый век … В этой отсталости Запада нет ничего удивительного: Итальянские города … находились на конечной остановке великих торговых путей Азии … подъем Запада, который должен был только выйти из своей относительной изоляции благодаря его морская экспансия произошла в то время, когда две великие цивилизации Азии [Китай и Ислам] угрожали. Другими словами, настоящая проблема не только в том, были ли утки из других мировых систем. ранее и в других местах, которые имели те же одну, три, шесть или двенадцать характеристик, что и Утка мировой системы Валлерстайна. И не проблема перехода от одного к другому. другие подобные утки или системы. Настоящий вопрос заключается в том, действительно ли произошел переход к рождению этой мировой системы около 1500 года, или же реальное историческое развитие этого же уродливого утенка мировой системы уходит далеко в прошлое, и неужели это система и движущие силы для ее «переходов» базировались в Европе или в другом месте в более широком мире. Я считаю, что то, что Жак Амель и Мохаммед Сфиа (1990) называют «непрерывная» перспектива уместна для ответа на эти вопросы. Такой перспектива предлагается в их «Презентации» Валлерстайна (1990b), Годелье (1990) и др. В Sociologie et Societ‚s. С этой точки зрения исторические записи предполагают, что та же самая историческая всемирная экономическая и межгосударственная система не менее пяти тысяч лет. Преемственности было больше, чем прерывности или даже переход этой мировой (капиталистической) экономики как исторической системы через предполагаемый разделить мир около 1500 года.Более подробная поддержка этой преемственности представлена ​​в Фрэнк (1990) и Джиллс и Фрэнк (1990). Более того, поэтому, если бы действительно был «переход к капитализму» в шестнадцатом веке (который также подлежит вызов), это произошло не в Европе, и особенно из-за изменений внутри Европы, а вместо этого в давно существующей мировой системе и, что важно, из-за изменений в системе за пределами Европы. Другими словами, «понять проблематику … [перехода «в« Европе] мы должны начать с мировой системы, которая ее создает »! Чтобы предвидеть некоторые академические научные и практические политические выводы, мы можем хорошо признать последний из приведенных выше 6 пунктов Валлерстайна об историческом система: У системы вполне может быть жизненный цикл, как он говорит.Но в этом цикле нет необходимости, и не началось с какого-либо перехода от феодализма около 1500 г., как утверждает Валлерстайн. …. и он не обязательно и не может закончиться в 2050-2100 годах переходом к социализму, как — предлагает Валлерстайн. Если мы сможем идентифицировать какие-либо реальные переходы, каждый, вероятно, действительно будет переход между переходом и переходом. По этим вопросам перехода и / или преемственности в мировой системе собственное счет снова полезен, хотя — или, возможно, потому что — его недальновидный евроцентрический перспектива и внутренне противоречивые аргументы серьезно подрывают его собственный центральный аргумент и позиция.Таким образом, как и Гернет, Абу-Лугод и другие, Валлерстайн также принимает Примечание монголов и крестовых походов, но … Совершенно очевидно, что феодальная система в Западной Европе действовала по шаблону. циклов расширения и сжатия двух длин: около 50 лет [что, кажется, напоминают так называемые кондратьевские циклы в капиталистической мировой экономике] и примерно 200-300 лет …. закономерности расширения и сжатия четко обозначены и широко распространено среди тех, кто пишет о позднем средневековье и начале Нового времени в Европа…. Решающее значение имел долгий поворот. Таким образом, 1050-1250 + годы были временем экспансия Европы (крестовые походы, колонизации) …. «кризис» или великий схватки 1250-1450 + включали Черную чуму … (1989b: 33,34) Таким образом, даже согласно Валлерстайну, в его 1500 деление. Более того, поскольку Валлерстайн этого не делает (несмотря на его сравнение с Китай), можно мимоходом отметить, что не случайно 1050-1250 годы были также временем большие достижения в области технологий, накопление и расширение в Сунском Китае; и что кризис 1250-1450 гг. был всемирным (системным), включая Китай, как сказал Абу-Лугод (1989). правильно подчеркнуто.Таким образом, ясно изложенная «схема расширений и сокращение «, включая, вероятно, сокращение» спроса и цен «(1989b: 14) была не только (западноевропейской), но, возможно, всемирной системой. По крайней мере, их проявления в Европе также были функцией его (циклически детерминированного?) изменения центр / периферия отношения торговли и гегемонии / соперничества с другими частями мира экономия. Все это заслуживает не только изучения как такового, но и того, чтобы сложить всю историческую головоломку. головоломки вместе, но они требуют анализа, чтобы понять смысл изменений в Европе — или в любой другой части Евразии и Африки.То есть системные отношения простирались далеко за пределами Европы. Но даже Валлерстайн узнает несколько дополнительных частей головоломки. за пределами Европы. Тем не менее, он все еще не может собрать это воедино; потому что он остается замужем за своим старым Weltanschauung. Падение монголов [было] критическим несостоявшимся событием … Экономика XI века. подъем на Западе, который мы обсуждали, сопровождался новой артикуляцией рынка в Китай…. Оба связаны с мусульманской торговой ойкуменой на Ближнем Востоке. Китая коммерциализация укрепила эту модель [почему не система?] …. Монгольская связь завершила картина. Эту огромную торговую мировую систему подорвала пандемия Черная смерть, сам вполне вероятно следствие той самой торговой сети. Везде было больно, но он полностью устранил монгольскую связь (1989b: 57,58, мой курсив, AGF). Для Валлерстайна крах монголов был последним из «четырех элементов в объяснение «в росте капитализма на Западе из» эффекта кумулятивные обвалы.«Остальные три были» крахом подписавших, крах государств, крах церкви »(1989b: 47). Были политические экономические факторы, стоящие за всеми четырьмя коллапсами. Большинство правительств стали банкротами … неспособными контролировать своих наемников …. Черч сам был крупным экономическим игроком и пострадал от экономического спада в как бы то ни было, как сеньоры … и государство … пострадали «(1989b: 47-55). Однако Валлерстайн сопротивляется и отказывается делать логические и исторические выводы: Чтобы собрать всю картину в мозаику, мы должны освободиться от воображаемый переход в воображаемой системе, ограниченной Европой.Решение загадка четырех одновременных и совокупных коллапсов и «кризиса феодализм в Европе «сам по себе был (должен) быть найден вне ограниченного и оптически иллюзорные рамки «феодальной Европы». Вместо этого мы должны смотреть на настоящие переходы в системе реального мира и ее истории в целом. Разрешение «кризис феодализма» предполагал изменение отношений внутри и дальнейшее расширение, вся мировая система — конечно, во время мировой системы, которое благоприятно сделали это решение возможным, если в нем нет необходимости. ПРОБЛЕМЫ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ РЕАЛЬНОЙ МИРОВОЙ СИСТЕМЫ Следовательно, чтобы понять этот и последующие переходы, мы должны — 1. Отказаться от схемы «европейского» мира (системы) и посмотреть вовне. Валлерстайн и многие другие смотрят в окно из своего европейского дома; но они до сих пор не видит своего (пока маргинального) места в мировом ландшафте. Почему монголы «звено» в китайско-исламской «мировой торговой системе» до 1500 г., но Валлерстайн и другие по-прежнему отказываются признать существование этой системы в прошлом? — 2.Посмотрите на всю мировую систему. Китай, монголы, исламский мир и Европа, не говоря уже о других частях азиатско-афро-европейской ойкумены, которые были связаны в торговую и межгосударственная мировая система в тринадцатом веке а-ля Абу-Лугход. Должны ли мы признать, что это была мировая система, из кризиса которой гегемонистская европейская возник капитализм? Правильный вопрос дает больше половины правильного отвечать. Валлерстайн сам дает другую часть правильного ответа.Конечно, однако, поскольку он отказывается задавать вопрос, он также не видит ответа. Был «критический цикл» ограничен Европой? Скорее всего нет. Сам Валлерстайн предполагает некоторые из его неевропейских элементов. Действительно, все четыре политико-экономических элементы его объяснения подъема капитализма в Европе включают неевропейские элементы. Совершенно очевидно, что монголы, но также и финансовые кризисы правительств, помещиков и церкви в Европе. Все были связаны с — частично отражениями? — в развитие кризиса 1250-1450 гг. вне Европы и в мировой системе в целом.Точно так же экспансия в Европе в 1050–1250 гг. Также была частью всемирного (системного) расширение (иначе зачем крестоносцам отправиться на восток в поисках удачи?). Решающий цикл был в самой мировой системе. — 3. Осознайте длительные циклы развития в этой мировой системе. Валлерстайн признает что «решающее значение имеет длительное колебание»: 1050–1250 восходящих и 1250–1450 спад … и долгий период шестнадцатого века 1450-1600 гг. «(возобновленный) подъем, прежде чем возобновился «кризис семнадцатого века».»Более того, Валлерстайн признает, что был «кризис» во время спада 1250–1450 годов, который привел к «кумулятивному коллапс », а затем возрождение и новый« генезис ». Валлерстайн и другие забывают спросить — и, следовательно, найти ответ — на важнейшие вопрос: кризис, коллапс, новый генезис в какой системе? Конечно, как и Джордж Модельски (который также неспособен видеть эту систему, см. Modelski 1987), правильно указал моему личный семинар «, чтобы мы могли найти цикл, мы должны сначала четко понять, система, в которой происходит этот цикл.»Итак, есть две возможности: То же самое Европейская система возникла до 1500 года, или Европа была частью (тоже той же) мировой системы, которая также датируется 1500 годом. В любом случае височная и евроцентрическая миопия Валлерстайна и других ослепляет им видеть полную картину системной исторической реальности. — 4. Рассмотрите вероятность непрерывного циклического процесса развития в / из та же единая мировая система. Конечно, если был длинный цикл и он был критичным, то 1050-1250 вверх и 1250-1400 вниз должны были быть циклическим выражением и развитие уже существующей системы.Однако и в этом случае, конечно, Подъем в 1050-1250 годах вполне мог быть (возрождением) предыдущего кризиса / коллапса / спад, который, в свою очередь, был кульминацией предыдущего подъема, и так далее … как далеко назад? Любопытно, что Валлерстайн видит один цикл, по крайней мере, в Европе, но множество «нестабильные» системы по всему миру, каждая из которых «редко просуществовала более 4-500 лет »(1989b: 35). С другой стороны, Абу-Лугод (1989) видит единый мир система, конечно, в тринадцатом веке, на которой она концентрируется, но также и в более ранние периоды.Однако каждая из ее мировых систем последовательно циклически поднимается (из чего?) и упасть (во что?). Ни Валлерстайн, ни Абу-Лугод (пока?) Не хотят присоединиться их догадки в дополнительном -очевидном? — шаг, чтобы увидеть как единую мировую систему, так и его непрерывное циклическое развитие. — 5. Осознайте, что гегемония в мировой системе началась не в Европе после 1500 года, а что он переместился в Европу в ходе гегемонистских кризисов и упадка на Востоке та же мировая система.Даже Валлерстайн цитирует Абу-Лугода (1989), что «Прежде Европейская гегемония, падение Востока предшествовало возвышению Запада «. Абу-Лугход изо всех сил пытается показать, как и почему различные части Востока пришли в упадок в это время в мировые системные термины. Следовательно, первопричины подъема Запада к гегемонии и переход к капитализму в Европе нельзя найти в одной только Европе, он должен быть искали в ходе развития мировой системы — а также в других ее части — целиком.»Если мы хотим понять проблематику … мы должны начать с мировая система, которая его создает! » — 6. Исследуйте истоки мировой системы — и ее развитие в последней половине. тысячелетие — в далеком прошлом и в космосе, как исторические свидетельства и наши умение анализировать это разрешение. Валлерстайн (1989b: 37) пишет: Очевидно, что любое историческое событие имеет непосредственные корни, происхождение которых можно проследить. назад, до бесконечности.Однако, если верить, что переломный момент наступил в 500–2500 гг. годами ранее мы придумываем культурно-генетическое объяснение, которое, по сути, говорит что развитие капитализма / «современности» на Западе и на Западе во-первых, была сделана «неизбежной» этой более ранней «цивилизационной» система. Первое предложение верно, как и посылка в первой половине второго. Однако выводы в остальных случаях совершенно необоснованны и трижды ложны.Прослеживание корней нынешней мировой системы в обратном направлении никоим образом не обязывает нас поднимать с культурно-генетическими объяснениями; еще меньше цивилизационными; и меньше всего с неизбежностью настоящего или будущего исхода. По крайней мере, в равной степени возможно — и, как я утверждаю здесь, гораздо предпочтительнее — придумать более длинную и широкую историческую системное объяснение, в котором более ранние цивилизационные факторы играют лишь частичную роль, а неотвратимости вообще нет.Следовательно, в остальном верное отклонение Валлерстайна причинности альтернативными цивилизационными факторами и их различные интерпретации другие в основном не относятся к делу. «Объяснение» не следует искать в цивилизационных корнях возвышение или упадок Рима, которые Валлерстайн (1989b: 37-39) обсуждает вслед за другими авторы. То же самое касается его обсуждения (стр. 39-47) «ура» на будущее. культура в школах Англии и Италии. Вместо этого мы должны искать объяснения в развитие мировой системы, в которой Рим (и его подъем и упадок) был только региональные части (наряду с Парфянским Ираном, Индией Гупта, Ханьским Китаем, Средней Азией и Африкой) и переходные фазы.То же самое с Италией и Англией. Этот целостный систематический анализ, конечно, не отрицает важность местных, национальных, региональных или других развития. Это только помещает их в системный контекст, что также влияет на эти развития — и, в свою очередь, находятся под их влиянием. Однако целое — это больше, чем сумма его частей, и проблематика ни одной части вполне понятна в отдельности от целого, частью которого он является. Валлерстайн, конечно, понимает эту истину. полный колодец — за период с 1500г.Но он (по-прежнему) субъективно отказывается признать это за ранее, несмотря на приводимые им доказательства, которые объективно подтверждают это. я изучить гораздо больше свидетельств того, что эта мировая система прослеживается, по крайней мере, 5000 лет назад и оспаривать как необоснованные еще большие возражения других против этого во Франк 1990 и Джиллс и Фрэнк 1900. — 7. Не загоняйте идею «прото-капитализма» в тупик, это скорее всего, будет. Первое предполагаемое разрешение дебатов о феодализме и капитализме на четверть столетие назад было попытаться «пойти на компромисс» в отношении «полуфеодализма», продолжая стать «полу-» «прото-» капитализмом.Я думал что это «компромисс» тогда не был начат; и опыт показал, что дебаты о «способе производства» мешают лучшему пониманию проблематичный анализ мировой системы, которая сама ее создает. Валлерстайн сделал свой большой вклад, когда он сам пошел по этой дороге. Это может только сбить с толку наших анализ снова, чтобы теперь утверждать, что основные характеристики современного мира капиталистическая система, процитированная в 240 из 242 слов двенадцатиступенчатого синтеза Валлерстайна выше также представлены «прото-капиталистические» «элементы», которые можно найти во всех во всем мире в разное время и в «системах».»Лучше действовать как Валлерстайн (1989b) делает на странице 16 с усилия … установить непрерывную модель научно-технического прогресса, расположены во многих регионах мира (Китай, Индия, Ближний [к нам] Восток, Средиземноморская зона), в которую вписались недавние западные научные усилия, в первую очередь с шестнадцатого века. Подчеркивая непрерывность, этот аргумент уменьшает самобытность того, что произошло в Западной Европе.Кроме того, это было утверждал, что на этой арене, как и во многих других, Европа ранее была «обратная» или «маргинальная» зона, подразумевая, таким образом, что любое объяснение значительных изменений нельзя было учесть исключительно или даже в первую очередь с точки зрения какая-то западноевропейская близость … или традиция. Конечно, это означает, что обращение к идее «протокапитализма» в «разные» и «более ранние» системы совершенно бесполезны. Вместо этого Намного полезнее признать, что технические изменения и накопление капитала как и все другие характеристики «современной» мировой системы Валлерстайна, также характеризовал более ранние времена и систему (ы).В этом случае действительно «мы находим неудобное стирание отличительных черт паттернов [капитализма и протокапитализм] средневекового и современного мира »(1989b: 33). Что же тогда делает Валлерстайна и других такими «неудобными» ??? Ответ в том, что это системная целостная процедура грозит вырвать ковер из-под самых основ их «научного» здания, а также их самых горячих идеологических убеждений! — 8. Освободитесь от оптической иллюзии ложной идентичности «система» и «способ производства».»Самир Амин утверждает, что система не могло быть той же системы до 1500 года, потому что в ней не было капиталистического способ производства, который развился позже. До 1500 года, по словам Амина и других, способы производства были вторичными. Я отвечаю, что система была той же, неважно каков был способ производства. Сосредоточенность на способе производства закрывает нам глаза более важная системная преемственность «. Валлерстайн делает ту же путаницу между «режим» и «система».Действительно, одна особенность дифференциации Современная мировая капиталистическая система Валлерстайна — это способ производства. Валлерстайна очевидна идентификация, а также смешение понятий «система» и «режим». во всех его произведениях и широко признан другими. Так же и в статье я «рассечение» здесь, например. разница между капитализмом как способом производства и множеством разновидностей перераспределительный или подчиненный способ производства определенно не является, как это часто утверждается… [в] «внеэкономическое принуждение». Ибо существует значительное внеэкономическое принуждение в наша капиталистическая / «современная» историческая система, и некоторые рынки почти всегда существовал в других исторических системах. Максимум, с чем мы можем спорить, — это различие, которое более тонкий (1989 b: 14). Система Валлерстайна — это его режим. То же самое и с Амином (1989), Бреннером (19хх) — а также для своих идеологических противников справа. (Возможно, уместно отметить парантетически, что наши разногласия вызвали долгие дружеские дискуссии с последний назван и до сих пор разрешает сотрудничество в нашей второй совместной книге о современных проблемы с первыми двумя в Amin et al.1990. Кроме того, у обоих есть письменные ответы на мои исторические аргументы в Amin 1990 и Wallerstein 1990). Тем не менее, я утверждаю, что как только Валлерстайн и Амин трясутся в этом режиме настолько, что размывают его отличительной особенностью, они также гремят на строительных лесах этой системы в 1500 — до полного разрушения его аргументации о различии specifica и начало современной мировой капиталистической системы Валлерстайна. Тот самый, три, шесть или двенадцать основных характеристик мировой системы и ее начало, намного раньше периода Валлерстайна. Мы должны разделить наши понятия о системе и режиме. Тогда мы могли бы хотя бы распознать реальное существование и тысячелетнее развитие системы реального мира. Я верю, что это пора отказаться от священной веры в идеологические формулировки об этих предполагаемые различные способы производства или предполагаемые переходы между ними в тысячелетняя мировая система. Переход — это переход между переходом и переход, как я уже узнал в Чили Альенде. Следовательно, я согласен с Годелье (1990), когда он говорит (стр. 35), что существуют различные способы быть материалистом. Однако я не согласен с его мнением (стр. 28), что создание теории артикуляции способов или производства или переходов между ними теперь является задачей величайшая срочность. Напротив, я считаю, что и материализм, и опыт, и добро чувство побуждает нас отказаться от этого поиска и искать другой, более плодотворный, основанный на материальный анализ развития системы материального мира. — 9. Поэтому осмелитесь также отказаться от (священной веры в) капитализма как отдельный способ производства и отдельная система. В чем была идеологическая причина моего и «научное» построение Валлерстайном перехода шестнадцатого века (от феодализма в Европе) к современной мировой капиталистической экономике и системе? Это было вера в последующий переход от капитализма к социализму, если не сразу в мир в целом, по крайней мере, через «социализм в одной стране» за другой.Традиционные марксисты и многие другие, кто спорил с нами, даже более того, были полны решимости сохраняя веру в предшествующих, но для них более поздний переход от одного (феодального) режима производства в другую (капиталистическую). Их политическая / идеологическая причина заключалась в том, что они были нацелены на последующий переход к еще одному и якобы другому социалистический способ производства. Такова была (и остается?) Позиция марксистов, традиционная и в противном случае, как Бреннер (19xx) и Андерсон (1974).Это все еще позиция Самира Амин (1989), которому нравится Валлерстайн, теперь хочет найти убежище в «протокапитализм» — и, как следствие, «протосоциализм». (Прежде чем он был свергнут после резни на площади Тяньаньмэнь, премьер-министр Китая Чжао Цзыян высказал идею что Китай сейчас находится только в стадии «первичного» социализма). Если Морис Годелье и Самир Амин, среди прочих, осмелились бы предпринять «переход» из своих «научных» категорий, они могли бы сэкономить себе и своим читателям некоторые из политические (дез) иллюзии относительно недавних событий во «второй» и «третий» мир. ПЕРЕХОДНЫЕ НАУЧНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЫВОДЫ Есть ли научное / историческое / академическое оправдание вмешиваться в «прото-капитализм» в столь предполагаемом долгом переходе от феодализма к капитализм — или от капитализма к протосоциализму? НЕТ, определенно нет, так как внутренний противоречия в аргументации Валлерстайна наглядно демонстрируют. Итак, есть ли еще политическая / идеологическая причина придерживаться теплой веры в предполагаемый «переход от феодализма к капитализму» около 1800 или 1500 годов, или всякий раз, когда — поддержать горячую веру в «переход к социализму» в 1917 году, или 1949, или когда-нибудь? Есть ли причина продолжать поиски этого раньше? переход и его гегемонистское развитие только в Европе, в то время как настоящая гегемония сейчас смещение (без сомнения, через нынешнее и ближайшее будущее негегемонистское междуцарствие) обратно в Азию? НЕТ, нет. По иронии судьбы, Ронни Рейган, Мэгги Тэтчер, Франсуа Миттеран и все капиталисты они представляют, в равной или даже большей степени увлечены идеологией капиталистического самобытность, разве что они ее прославляют. Их оппоненты слева не согласны с этим. оценки и по-прежнему хотят преодолеть капитализм через переход к социализму. В вместо этого хотят сохранить и прославить капитализм, в то время как тщеславие они видят самоуничтожение марксизма, социализма и Империи зла других.Однако их идеологическая вера в якобы всеобщую благую славу «Магия» рынка, конечно, тоже не имеет под собой научного обоснования. Реальность всемирной системы — это конкурентная война всех против всех (а ля Гоббс), в которой лишь немногие могут выиграть, а многие должны проиграть. И так было для тысячелетия, благодаря неравномерной структуре мировой системы и неравномерному процессу, который Валлерстайн помогает нам идентифицировать. Нам всем лучше было бы увидеть реальность структуры, охватывающей земной шар, и историческое развитие всей мировой системы, точка.Лучше признать это «единство в разнообразии» системы, как сказал Михаил Горбачев в ООН. Это действительно был бы «переход» в мышлении. Этот «переход» помогли бы нам лучше выбирать среди разнообразия, которое действительно доступно в Эта мировая система — Vives cettes различия! Более того, этот переход в мышлении мог также помогают нам понять реальные переходы, которые существуют, и направлять нас в борьба за хорошее и против социальной разницы — A Luta Continua! БЛАГОДАРНОСТИ Следующие друзья оставили размышляющие комментарии: Кристофер Чейз-Данн, Пауло Фрэнк, особенно Барри Гиллс, Уильям Макнил и Иммануэль Валлерстайн.Однако все есть оговорки, особенно по пункту 9 и моим выводам, которым я не уступил. ССЫЛКИ Амин, Самир 1988. L’eurocentrisme. Critique d’une ideologie. Париж: Антропос. —— 1989. Le Systeme Mondial Contemporain el les Systemes Anterieurs. Неопубликованные Ms. Амин С., Арриги Г., Франк А. Г., Валлерстайн И. 1982. Динамика мира. Экономика. Нью-Йорк: Monthly Review Press и Лондон: Macmillan Press. —— 1990. Преобразование революции: социальные движения и мировая система. Новый Йорк: Monthly Review Press, готовится к печати. Андерсон, Перри 1974. Происхождение абсолютистского государства. Лондон: Новые левые книги. Абу-Лугход, Джанет 1989. До европейской гегемонии. Мировая система 1250-1350 гг. Н. Э. Новый Йорк: Издательство Оксфордского университета. Бреннер, Роберт 19xx. Дебаты Бреннера, Кембридж, издательство Кембриджского университета Чейз-Данн, Кристофер 1986.Взлет и упадок: мировые системы и способы производства. Неопубликованная г-жа Боулдер, Westview Press, готовится к печати. —— 1989. Глобальное образование. Структуры мировой экономики. Кембридж и Оксфорд: Бэзил Блэквелл. —— 1989. Ядро / периферийные иерархии в развитии межобщественных сетей. Неопубликованная г-жа Франк, Андре Гундер 1965. Con Que Modo de Produccion Convierte la Gallina Maiz en Huevos de Oro? El Gallo Ilustrado Suplemento de El Dia, Мексика, 31 октября и ноября 25. ——- 1969. Латинская Америка: отсталость или революция. Нью-Йорк: Ежемесячный обзор Нажимать. ——- 1990. Теоретическое введение в 5000-летнюю историю мировой системы. Обзор, XIII, № 2, Весна. Гиллс, Барри К. и Андре Гундер Франк 1990. Накопление накопления. Тезисы и Программа исследований на 5000 лет истории мировой системы. Диалектическая антропология Vo. 15, №2, июль. Также в докапиталистических отношениях ядро-периферия К.Чейз-Данн и Т. Холл, Ред. Boulder: Westview Press, готовится к печати Годелье, Морис 1990. Sociologie et Societ’s, Vol. XXII, № 1, июнь. Хамель, Жак и Мохаммед Сфиа 1990. Преснетизация. Социология и общество. Vol. XXII, № 1, июнь. Модельски, Джордж 1987. Длинные циклы в мировой политике. Лондон: Macmillan Press. Томпсон, Уильям Р. 1988. О глобальной войне. Историко-структурные подходы к миру Политика.Колумбия, Южная Каролина: Издательство Университета Южной Каролины. Валлерстайн, Иммануил 1974. Современная мировая система. Vol. I. Нью-Йорк: Академические книги. —— 1988. «Открытия» и человеческий прогресс. Estudos e Ensaios. ——- 1989 г. Мировой системный анализ: второй этап. Доклад, представленный на ежегодной заседания секции PEWS Американской социологической ассоциации в Сан-Франциско, 13 августа 1989 г .; опубликовано в Review Vol. XIII, вып.2, Весна 1990 г. ——— 1989 г. Запад, капитализм и современный мир-система. Подготовлено как глава в Джозеф Нидхэм, Наука и цивилизация в Китае, Vol. VII: Социальные Справочная информация, часть 2. Разд. 48. Социально-экономические соображения. Опубликовано как «L’Occident, le capitalisme, et le systeme-monde moderne» в журнале «Социология и др.» Societ‚s (Montreal) Vol. XXI, № 1, июнь 1990 г. —— 1989 г. Культура как Идеологическое поле битвы современной мир-системы.Журнал Hitotsubashi Social Исследования Vol. 21, No. 1, August 1989. —— 1990. Systeme mondiale contre systeme-monde: Le deparage conceptuel de Фрэнк «Социология и общество», том XXII, № 2, октябрь г. Уилкинсон, Дэвид 1987. Центральная цивилизация. Сравнительный обзор цивилизаций № 17, Осень, 31–59. ——- 1988. Мировые экономические теории и проблемы: Куигли против Валлерстайна против Централ Цивилизация. Документ, представленный на ежегодных собраниях Международного общества Сравнительное исследование цивилизаций, 26-29 мая.

Неофеодализм: конец капитализма?

В КАПИТАЛ УМЕР , Маккензи Уорк спрашивает: Что, если мы больше не в капитализме, а в чем-то похуже? Вопрос провокационный, кощунственный, тревожный, поскольку он заставляет антикапиталистов противостоять непризнанной приверженности капитализму. Коммунизм должен был прийти после капитализма, а его здесь нет, значит ли это, что мы все еще находимся в капитализме? Это предположение, которое не подвергается сомнению, затрудняет политический анализ.Если мы отвергли строгий исторический детерминизм, мы должны иметь возможность рассмотреть возможность того, что капитализм мутировал во что-то качественно иное. Вопрос Варка побуждает провести мысленный эксперимент: какие тенденции в настоящее время указывают на то, что капитализм трансформируется во что-то худшее?

За последнее десятилетие возник «неофеодализм» для обозначения тенденций, связанных с крайним неравенством, всеобщей нестабильностью, монопольной властью и изменениями на уровне государства. Опираясь на акцент либертарианского экономиста Тайлера Коуэна на постоянстве крайнего неравенства в глобальной автоматизированной экономике, консервативный географ Джоэл Коткин видит будущее США как массовое крепостное право.Низший класс, не имеющий собственности, выживет, обслуживая потребности высокооплачиваемых людей в качестве личных помощников, тренеров, няни, поваров, уборщиков и т. Д. Единственный способ избежать этого неофеодального кошмара — это субсидировать и дерегулировать отрасли с высокой занятостью, которые делают возможным американский образ жизни пригородного домовладения и открытых дорог — строительство и недвижимость; нефть, газ и автомобили; и корпоративный агробизнес. В отличие от призрака крепостного права, преследующего нападение Фридриха Хайека на социализм, Коткин определяет противника внутри капитализма.Высокие технологии, финансы и глобализация создают «новый социальный порядок, который в некотором смысле больше напоминает феодальную структуру — с ее часто непреодолимыми барьерами для мобильности — чем хаотичное появление промышленного капитализма». В этом либертарианском / консервативном воображении феодализм занимает место врага, ранее удерживаемого коммунизмом. Угроза централизации и угроза частной собственности — это те же идеологические элементы.

Ряд технологических комментаторов разделяют либертарианскую / консервативную критику роли технологий в современной феодализации, даже несмотря на то, что они не принимают ископаемое топливо и пригороды.Уже в 2010 году в своей влиятельной книге You Are Not a Gadget технический гуру Джарон Ланье наблюдал появление крестьян и лордов Интернета. Эта тема приобрела все большее значение, поскольку горстка технологических компаний становилась все богаче и активнее, превращая своих владельцев в миллиардеров на основе дешевой рабочей силы их рабочих, бесплатного труда их пользователей и предоставленных им налоговых льгот. городами, отчаявшимися привлечь рабочие места. Apple, Facebook, Microsoft, Amazon и Alphabet (название материнской компании Google) вместе стоят больше, чем каждая страна в мире (кроме США, Китая, Германии и Японии).Экономический масштаб и влияние этих технологических супергигантов, или повелителей, больше, чем у большинства так называемых суверенных государств. Евгений Морозов описывает их господство как «сверхсовременную форму феодализма».

Альберт-Ласло Барабаши объяснил процессы, лежащие в основе такого неофеодализма, в своем анализе структуры сложных сетей, то есть сетей, характеризующихся свободным выбором, ростом и предпочтительной привязанностью. Это сети, в которых люди добровольно делают ссылки или делают выбор.Количество ссылок на сайт со временем растет, и людям нравятся вещи, потому что они нравятся другим (например, система рекомендаций Netflix основывается на этом предположении). Распределение ссылок в сложных сетях подчиняется степенному закону: самый популярный элемент обычно имеет в два раза больше обращений или ссылок, чем второй по популярности, у которого вдвое больше, чем у третьего по популярности, и так далее, вплоть до незначительных различий между теми, которые находятся в длинном хвост кривой распределения. Эффект «победитель получает все» или «победитель получает больше всего» представляет собой форму степенного закона распределения.Тот, что вверху, значительно больше, чем тот, что внизу. Форма распределения не является кривой колокола; это длинный хвост — несколько миллиардеров, миллиард нестандартных рабочих. Структура сложных сетей предполагает включение: чем больше элементов в сети, тем больше вознаграждение для тех, кто находится наверху. Это также вызывает конкуренцию — за внимание, ресурсы, деньги, рабочие места — все, что имеет сетевую форму. И это приводит к концентрации. Таким образом, результатом свободного выбора, роста и предпочтительной привязанности является иерархия, степенное распределение, в котором те, кто наверху, имеют гораздо больше, чем те, кто внизу.

Распределения по степенному закону не являются неизбежными. Их можно остановить. Но для его реализации необходимы политическая воля и институциональная сила. Однако неолиберальная политика 20-го века стремилась создать условия, которые облегчали бы, а не препятствовали свободному выбору, росту и предпочтительной привязанности.

Книга Куинна Слободяна « Глобалисты: Конец Империи и рождение неолиберализма» документирует неолиберальную стратегию подрыва власти национального государства над своей экономикой в ​​интересах развития мировой торговли.Под угрозой организованных требований новых постколониальных стран Глобального Юга о репарациях, суверенитете над собственными природными ресурсами, стабилизации цен на сырье и регулировании транснациональных корпораций, неолибералы в 1970-х годах стремились «обойти власть национальных правительств». Они выступали за многоуровневый подход к регулированию, конкурентный федерализм, который позволил бы капиталу дисциплинировать правительства, оставаясь при этом иммунизированным от демократического контроля. По словам Ханса Вилльгеродта, одного из неолиберальных исследователей Слободы, новый конкурентный федерализм требовал, чтобы государство «делило свой суверенитет снизу с федеральными структурами и связывало себя сверху в рамках международного юридического сообщества.

Вместо того, чтобы сосредоточиться на истоках неолиберализма, книга Албены Азмановой «Капитализм на грани » демонстрирует, как неолиберализм на практике привел к новому капитализму прекаритизма. Политика, продвигающая дерегулирование и глобальную свободную торговлю, привела к неожиданным результатам. Глобальный рынок превратился из системы «национальных экономик, интегрированных посредством торговых соглашений в транснациональные производственные сети». Из-за неясного и неопределенного вклада этих сетей в национальную экономику поддержание конкурентоспособности национальных экономик стало «главной политической задачей».«Конкурентоспособность заменила конкуренцию и рост в качестве государственной цели, побуждая государства уделять первоочередное внимание не равным условиям игры и демонтажу монополий, а« помощи конкретным экономическим субъектам — тем, кто лучше всех может добиться хороших результатов в глобальной конкуренции за прибыль ». Признавая, что частный сектор всегда извлекал выгоду из государственных средств, Азманова подчеркивает новизну формы капитализма, при которой «государственная власть вручную отбирает компании, которым должна быть предоставлена ​​эта привилегия». Государства не вмешиваются, чтобы разрушить монополии.Они их порождают и награждают.

Концентрация монополий, усиление неравенства и подчинение государства рынку преобразовали накопление так, что теперь оно происходит в такой же степени за счет ренты, долгов и принуждения, как и через товарное производство. Азманова отмечает, что приватизация секторов экономики, относительно защищенных от конкуренции — энергетики, железной дороги, широкополосного доступа — дала владельцам «привилегированный статус рантье». Во всем мире в отраслях знаний и технологий доход от аренды, получаемый от прав интеллектуальной собственности, превышает доход от производства товаров.В Соединенных Штатах финансовые услуги вносят больший вклад в ВВП, чем промышленные товары. Капитал не реинвестируется в производство; он съедается и перераспределяется в виде ренты. Процессы валоризации распространились далеко за пределы фабрики, в сложные, спекулятивные и нестабильные схемы, которые все больше зависят от слежки, принуждения и насилия.

Капитализм превращается в неофеодализм.

II.

Неофеодализм не означает, что современный коммуникативный или сетевой капитализм идентично воспроизводит все черты европейского феодализма.Это не так. На самом деле, как успешно продемонстрировали историки, сама идея единого европейского феодализма — фикция. На континенте возникли разные феодализмы в ответ на разное давление. Рассмотрение современного капитализма с точки зрения его феодальных тенденций проливает свет на новую социально-экономическую структуру с четырьмя взаимосвязанными характеристиками: разделенный суверенитет, новые лорды и крестьяне, внутренние районы и катастрофизм.

Разделенный суверенитет

Историки Перри Андерсон и Эллен Мейксинс Вуд представляют разделение суверенитета на части как ключевую черту европейского феодализма.Феодальное общество возникло, когда имперская администрация римлян «уступила место лоскутному одеялу юрисдикций, в котором государственные функции были фрагментированы по вертикали и горизонтали». Местные договоренности, принимавшие различные формы, включая договорные отношения между лордами и королями, лордами и вассалами, стали дополнять региональную администрацию. Арбитраж заменил верховенство закона. Граница между законностью и незаконностью ослабла. Политическая власть и экономическая власть слились воедино, поскольку феодалы извлекали излишки у крестьян посредством юридического принуждения, законного отчасти потому, что лорды определяли закон, который применялся к крестьянам, находящимся под их юрисдикцией.Вуд пишет: «Результатом стало сочетание частной эксплуатации труда с общественной ролью администрации, юрисдикции и правоприменения».

В условиях неофеодализма вновь заявляет о себе прямо политический характер общества. Глобальные финансовые учреждения и платформы цифровых технологий используют долги для перераспределения богатства от самых бедных к самым богатым. Национальные государства продвигают и защищают определенные частные корпорации. Политическая власть осуществляется с помощью и как экономическая власть, не только налоги, но и штрафы, залоговые права, конфискация активов, лицензии, патенты, юрисдикции и границы.В то же время экономическая власть защищает тех, кто ею владеет, от действия закона штата. Десять процентов мирового богатства хранится на оффшорных счетах, чтобы избежать налогообложения. Города и штаты относятся к Apple, Amazon, Microsoft, Facebook и Google / Alphabet так, как если бы эти корпорации были суверенными государствами — с ними ведутся переговоры, попытки привлечь и сотрудничать с ними на их условиях. Муниципалитеты, испытывающие нехватку денежных средств, используют сложные системы штрафов, чтобы напрямую экспроприировать деньги у людей, что сильнее всего сказывается на бедных.В книге Punishment Without Crime Александра Натапофф документирует драматический размах закона о проступках в и без того огромной карцеральной системе США. Бедных людей, особенно цветных, арестовывают по ложным обвинениям и убеждают признать себя виновными, чтобы избежать тюремного заключения, которое они могли бы понести, если бы они оспорили обвинения. Мало того, что они признают себя виновными, они открывают для себя штрафы, которые устанавливают им еще более высокие сборы и штрафы в случае пропуска платежа.Мы вкратце рассмотрели эту систему законной незаконности и несправедливого отправления правосудия после беспорядков в Фергюсоне, штат Миссури, которые последовали за убийством Майкла Брауна: «[Городской городской суд и полицейский аппарат открыто изъяли миллионы долларов от малообеспеченного афроамериканского населения ». Полиции было приказано «производить аресты и выдавать штрафы для увеличения доходов». Подобно приспешникам феодалов, они использовали силу для экспроприации ценностей у людей.

Новые лорды и крестьяне

Феодальные отношения характеризуются фундаментальным неравенством, которое делает возможным прямую эксплуатацию крестьян лордами.Перри Андерсон описывает эксплуататорские монополии, такие как водяные мельницы, которые контролировались лордом; крестьяне были обязаны перемалывать зерно на мельнице своего господина, и за эту услугу они должны были платить. Таким образом, крестьяне не только занимали и обрабатывали землю, которой они не владели, но и жили в условиях, когда феодал был, как говорит Маркс, «менеджером и хозяином процесса производства и всего процесса общественной жизни». В отличие от капиталиста, прибыль которого основана на прибавочной стоимости, создаваемой наемными рабочими в результате производства товаров, господин извлекает стоимость посредством монополии, принуждения и ренты.

Цифровые платформы — это новые водяные мельницы, их владельцы-миллиардеры — новые лорды, а их тысячи рабочих и миллиарды пользователей — новые крестьяне. В технологических компаниях работает относительно небольшой процент рабочей силы, но их влияние было огромным, изменив целые отрасли в отношении сбора, добычи и развертывания данных. Меньшее количество сотрудников свидетельствует о тенденции цифровых технологий к неофеодализации. Накопление капитала происходит не столько за счет товарного производства и наемного труда, сколько за счет услуг, аренды, лицензий, сборов, работы, выполняемой бесплатно (часто под маской участия), и данных, рассматриваемых как природный ресурс.Позиционируя себя как посредников, платформы создают основу для действий пользователей, условия возможности взаимодействия. Google позволяет находить информацию в невероятно плотной и изменчивой информационной среде. Amazon позволяет нам легко находить товары, сравнивать цены и совершать покупки как у известных, так и у неизвестных поставщиков. Uber позволяет незнакомцам делиться поездками. Airbnb делает то же самое с домами и квартирами. Все это стало возможным благодаря огромному количеству и распространению данных.Платформы не просто полагаются на данные, они производят их больше. Чем больше людей используют платформы, тем эффективнее и мощнее становятся эти платформы, в конечном итоге трансформируя большую среду, частью которой они являются.

Платформы двоякие. В отличие от водяной мельницы крестьянам не оставалось ничего другого, как использовать, платформы не только позиционируют себя так, что их использование в принципе необходимо (например, банки, кредитные карты, телефоны и дороги), но и то, что их использование генерирует данные для их владельцев.Пользователи не только платят за услугу, но и платформа собирает данные, созданные при использовании услуги. Облачная платформа извлекает арендную плату и данные, как земля в квадрате. Самыми яркими примерами являются Uber и Airbnb, которые извлекают ренту без собственности, полагаясь на привлеченных со стороны сотрудников, ответственных за свое техническое обслуживание, обучение и средства работы. Машина не для личного транспорта. Это для зарабатывания денег. Квартира — не место для жизни; это что-то для сдачи в аренду. Предметы потребления реконфигурируются как средство накопления, поскольку личная собственность становится инструментом для капитала и накопления данных лордов платформы, Uber и Airbnb.Эта тенденция становиться крестьянином, то есть становиться тем, кто владеет средствами производства, но чей труд увеличивает капитал владельца платформы, является неофеодальной.

Технологические гиганты занимаются добычей полезных ископаемых. Как и многие другие требования данников, их налоговые льготы отнимают деньги у общин. Их присутствие приводит к росту арендной платы и цен на недвижимость, вытесняя доступные квартиры, малый бизнес и людей с низкими доходами. Исследование Шошаны Зубофф о «капитализме наблюдения» раскрывает еще одно измерение технологического феодализма — военную службу.Подобно господам королям, Facebook и Google сотрудничают с могущественными государствами, делясь информацией, которую этим государствам запрещено собирать по закону. В целом, экстрактивное измерение сетевых технологий стало повсеместным, навязчивым и неизбежным. Настоящее время — это не буквально эпоха крестьян и лордов. Тем не менее, дистанция между богатыми и бедными увеличивается, чему способствует дифференцированная правовая архитектура, которая защищает корпорации, владельцев и землевладельцев, в то время как она обнищает и заточает рабочий и низший класс.

Внутренние районы

Третья особенность неофеодализма — это пространственность, связанная с феодализмом, одним из защищенных, часто оживленных центров, окруженных сельскохозяйственными и пустынными внутренними районами. Мы также можем охарактеризовать это как разделение между городом и деревней, муниципальными и сельскими районами, городскими коммунами и окружающей сельской местностью, или, более абстрактно, между внутренним пространством, отгороженным снаружи, разделением между безопасным и подверженным риску. кто преуспевает, а кто в отчаянии.Вуд говорит, что средневековые города были, по сути, олигархиями, «с господствующими классами, обогащенными торговлей и финансовыми услугами для королей, императоров и пап. В совокупности они доминировали в окружающей сельской местности […], тем или иным образом извлекая из нее богатство ». За пределами городов находились кочевники и переселенцы, которые в невыносимых условиях искали новые места для жизни и работы, но слишком часто наталкивались на стены.

Внутренние районы США — это места потерь и разрушения, места с фантазиями о процветающем капиталистическом прошлом, которые на какое-то время могли позволить некоторым задержаться в надежде на то, что их жизнь и жизнь их детей действительно могут стать лучше.Остатки индустриального капитализма, оставившего их в поисках более дешевой рабочей силы, внутренние районы созрели для новой усиленной эксплуатации неофеодализма. Больше не производя вещей, люди из отдаленных районов продолжают жить через склады, колл-центры, долларовые магазины и фаст-фуд. В недавней книге Фила А. Нила, Hinterland , отмечаются закономерности между Китаем, Египтом, Украиной и США. Все это места с заброшенными заброшенными землями и городами, находящимися на грани перегрузки.

В политическом плане отчаяние внутренних районов проявляется в передвижениях тех, кто находится за пределами городов, движениях, которые иногда связаны с проблемами окружающей среды (гидроразрыв и борьба с трубопроводами), иногда с землей (приватизация и экспроприация), иногда с сокращением услуг (больница и закрытие школ).В Соединенных Штатах политика оружия противопоставляет внутренние районы городам. Мы могли бы также отметить, как разделение между внутренними районами и муниципалитетами переписывается внутри самих городов. Это проявляется как в отказе от бедных районов, так и в их искоренении в результате капиталистического захвата земель в результате джентрификации. Город становится богаче, и все больше людей становятся бездомными — вспомните Сан-Франциско, Сиэтл, Нью-Йорк, Лос-Анджелес.

Повышенное внимание к социальному воспроизводству является ответом на хинтерландизацию, то есть на потерю общей способности воспроизводить основные условия пригодной для жизни жизни.Это проявляется в росте количества самоубийств, повышении тревожности и наркомании, снижении рождаемости, снижении ожидаемой продолжительности жизни, а в Соединенных Штатах — в психотическом самоуничтожении общества в результате массовых расстрелов. Он проявляется в разрушенной инфраструктуре, непригодной для питья воде и недоступном для дыхания воздухе. Внутренние районы написаны на телах людей и на земле. С закрытием больниц и школ и сокращением базовых услуг жизнь становится все более безнадежной и неопределенной.

Катастрофизм

Наконец, неофеодализм приносит с собой незащищенность и тревогу всепоглощающего чувства катастрофы.Есть веская причина чувствовать себя неуверенно. Катастрофа капиталистической экспроприации социальных излишков в условиях крайне неравноправной и теплой планеты реальна.

Свободная мистическая неофеодальная идеология, объединяющая и усиливающая апокалиптическую незащищенность, кажется, обретает форму в новых объятиях оккультизма, техно-язычества и антимодерна. Примеры включают мистический юнгианство Джордана Петерсона и мифическую геополитику Атлантиды и Гипербореи Александра Дугина. Мы могли бы также отметить рост неореакционеров технологического сектора, таких как миллиардер, основатель PayPal Питер Тиль, который утверждает, что свобода несовместима с демократией.В своей лекции в 2012 году Тиль объяснил связь между феодализмом и технологическими стартапами: «Ни один основатель или генеральный директор не обладает абсолютной властью. Это больше похоже на архаичное феодальное устройство. Люди наделяют руководителя всевозможными полномочиями и способностями, а затем обвиняют его, если и когда что-то пойдет не так ». Вместе с другими капиталистами Кремниевой долины Тиль заботится о том, чтобы защитить свое состояние от демократических посягательств, и поэтому защищает стратегии исхода и изоляции, такие как жизнь на море и колонизация космоса, чего бы это ни стоило, чтобы спасти богатство от налогообложения.Крайний капитализм переходит в радикальную децентрализацию неофеодализма.

Для тех, кто находится по другую сторону неофеодальной пропасти, к тревоге и незащищенности обращается не столько идеология, сколько опиоиды, алкоголь и еда, все, что может притупить боль безнадежной, бессмысленной, бесконечной тяжелой работы. Эмили Гендельсбергер описывает стресс, вызванный постоянным технологическим надзором за работой — риск увольнения за опоздание на несколько секунд, несоблюдение квот или слишком частое использование туалета.Повторяющаяся работа с низким уровнем контроля и высоким уровнем стресса, такая как работа, которая находится под технологическим контролем, напрямую связана с «депрессией и тревогой». Неопределенные графики, которые хвалят как гибкая, ненадежная оплата из-за повсеместного хищения заработной платы, вызывают стресс и приводят к смерти. Неофеодальная катастрофа может быть индивидуальной, семейной или локальной. Трудно волноваться об изменении климата, когда вы пережили катастрофу на протяжении нескольких поколений.

III.

Какая польза от мысли о нашем нынешнем прекаритистском капитализме как о чем-то посткапиталистическом, как о неофеодальном? Для консерваторов, таких как Коткин, неофеодальная гипотеза помогает им определить, что они хотят защищать — углеродный капитализм и американский образ жизни — и против кого им нужно бороться — тот сегмент капиталистической элиты, который обогащается за счет среднего. класса, а именно, зеленых предпринимателей в сфере высоких технологий и их союзников в области финансов.Неофеодализм является частью диагностики, направленной на то, чтобы заручиться поддержкой рабочего класса для определенной части капиталистического класса, а именно ископаемого топлива, недвижимости и крупного сельского хозяйства.

Для левых неофеодализм позволяет понять, что основной политический конфликт возникает из неолиберализма. Сегодня большое противостояние идет не между демократией и фашизмом. Хотя эта формулировка популярна среди либералов, она не имеет особого смысла с учетом могущества олигархов — финансистов, СМИ и магнатов недвижимости, углеродных и технологических миллиардеров.Рассмотрение нашего настоящего с точки зрения демократий, которым угрожает рост фашизма, отвлекает внимание от фундаментальной роли глобального сетевого коммуникативного капитализма в обострении народного гнева и недовольства. В основе политизации вправо лежит экономика: сложные сети порождают крайнее неравенство, распределение «победитель получает все» или «победитель получает больше всего». Сдвиг вправо является ответом на это усиление неравенства. Когда левые слабы или заблокированы для политического выражения основными СМИ и капиталистическими политическими партиями, народный гнев выражается другими, готовыми атаковать систему.В настоящее время это крайне правые. Таким образом, мышление в терминах неофеодализма заставляет нас противостоять влиянию крайнего экономического неравенства на политическое общество и институты. Это заставляет нас считаться с тем фактом, что миллиардеры копят активы на триллионы долларов и замыкаются в собственных анклавах, в то время как миллионы становятся климатическими беженцами, а сотни миллионов сталкиваются с ухудшенными жизненными перспективами, усиливающейся борьбой только за выживание.

Ставка на неофеодализм также сигнализирует об изменении трудовых отношений.Социал-демократия была основана на компромиссе между трудом и капиталом. Организованный труд на большей части Глобального Севера создал кооперативный рабочий класс в обмен на часть хорошей жизни. Поражение лейбористов и последующий демонтаж государства всеобщего благосостояния должны были раз и навсегда продемонстрировать несостоятельность стратегии, требующей компромисса с капиталистической эксплуатацией. Тем не менее, некоторые социалисты продолжают надеяться на более добрый и мягкий капитализм — как если бы капиталисты капитулировали только для того, чтобы быть хорошими, как если бы они тоже не подчинялись рыночной логике, которая делает обратный выкуп акций более привлекательным, чем инвестиции в производство.Неофеодальная гипотеза говорит нам, что любая трудовая борьба, основанная на продолжении капитализма, мертва в воде. Капитализм уже стал хуже.

В странах Глобального Севера, где доминируют услуги экономики, большинство работает в секторах услуг. Некоторые обнаруживают, что их телефоны, велосипеды, автомобили и дома утратили свой характер личной собственности и превратились в средства производства или средства для извлечения ренты. Привязанные к платформам, принадлежащим другим, предметы потребления и средства к существованию теперь являются средством накопления владельцев платформ.Большинство из нас составляют неимущественный низший класс, способный выжить, только удовлетворяя потребности высокооплачиваемых людей. В отчете Бюро статистики труда говорится, что в ближайшие 10 лет больше всего рабочих мест добавятся помощники по личному уходу, а не медицинские работники, а помощники, которые купают и убирают людей. Зависимость правящего класса от обширного сектора слуг — уборщиков, поваров, бакалейщиков, кассиров, курьеров, складского персонала и т. Д. — предлагает новые очаги борьбы, слабые места, где рабочие могут проявить силу.Забастовки медсестер, работников Amazon и других нацелены на нужды богатых, блокируя их доступ к средствам выживания. Если борьба труда при капитализме была приоритетом в точке производства, то в условиях неофеодализма она происходит в точке обслуживания.

Наконец, неофеодализм — это идея, которая позволяет нам определить основную слабость современных левых: наиболее распространенные левые идеи — это те, которые подтверждают, а не оспаривают неофеодализм. Локализм поощряет посылку.Технологический и платформенный подходы усиливают иерархию и неравенство. Муниципализм подтверждает разделение между городом и деревней, связанное с удалением от земли. Акцент на средствах к существованию и выживании продолжается так, как если бы крестьянская экономика была приемлемой не только для той половины планеты, которая живет в городах (включая 82 процента североамериканцев и 74 процента европейцев), но и для миллионов людей, перемещенных из-за изменения климата, войн и кража земли в коммерческих целях. Многие из тех, кто живет во внутренних районах страны, сталкиваются с политическими, культурными, экономическими и климатическими условиями, из-за которых они не могут выжить благодаря сельскохозяйственным работам.Универсальный базовый доход — это неприемлемый подход к выживанию. Этого обещает ровно столько, чтобы поддерживать жизнь тех, кто живет во внутренних районах, и едва ли достаточно, чтобы городские арендаторы могли передать их своим домовладельцам. Катастрофизм превращается в модный негатив, порочащий надежду и усилия, как будто следующие сто лет или около того не имеют значения.

Взятые вместе эти текущие левые идеи предполагают будущее небольших групп, занятых натуральным сельским хозяйством и производством кустарного сыра, возможно, на окраинах городов, где анклавы выживших и работающие с дронами технические работники экспериментируют с городскими садами.Такие группы воспроизводят свою жизнь совместно, но воспроизводимые ими общие ресурсы обязательно малы, локальны и в некотором смысле исключительны и элитарны, исключительны, поскольку их число обязательно ограничено, элитарными, потому что устремления культурно специфичны, а не широко распространены.

Далекие от видения, основанного на эмансипации многонационального рабочего класса, занятого широким спектром оплачиваемого, недоплачиваемого и неоплачиваемого труда, популярные левые перепросмотр неофеодализма не могут увидеть рабочий класс.Когда работа воображается — а некоторые левые думают, что мы должны принять «воображаемую постработку» — это похоже либо на романтическое безрисковое сельское хозяйство, либо на техническую работу, «нематериальный труд». К настоящему времени разоблачения тяжелой рутинной работы колл-центра, не говоря уже о вызывающем травму труде мониторинга сайтов, таких как Facebook, на предмет тревожного, незаконного контента, сделали несостоятельность идеи «нематериального труда» неоспоримой. Столь же очевидно, что постобработка воображаемого аналогично стирает производство и обслуживание инфраструктуры, широкий спектр труда, необходимый для общественного воспроизводства, и лежащую в основе государственную структуру.

Неофеодальная гипотеза, таким образом, позволяет нам увидеть как привлекательность, так и слабость популярных левых идей. Они привлекают, потому что перекликаются с доминирующим чувством. Они слабы, потому что это доминирующее чувство является выражением тенденций к неофеодализму.

Как феодальные отношения сохраняются при капитализме, так и капиталистические отношения производства и эксплуатации сохраняются при неофеодализме. Разница в том, что некапиталистические аспекты производства — экспроприация, господство и сила — стали сильнее до такой степени, что больше не имеет смысла полагать, что свободные и равноправные участники рынка труда встречаются на рынке труда, даже в качестве управляющей фикции.Это означает, что рента и долг представляют собой накопление или в большей степени, чем прибыль, и что работа все больше превышает соотношение заработной платы. Что происходит, когда капитализм глобален? Он включается в себя, генерируя, заключая и извлекая особенности человеческой жизни через цифровые сети и персонализированные средства массовой информации. Эта самоканнибализация порождает новых лордов и крепостных, огромные состояния и крайнее неравенство, а также раздробленные суверенитеты, которые обеспечивают это неравенство, в то время как многие бродят и томятся во внутренних районах.

¤

Джоди Дин преподает политическую, феминистскую и медиа теорию в Женеве, Нью-Йорк. Она написала или отредактировала 13 книг, в том числе Коммунистический горизонт и Толпы и партия , обе опубликованы Verso.

¤

Показанное изображение: «Склад амазонки» Скотта Льюиса под лицензией CC BY 2.0.

Чем отличалось рабство от феодальной системы?

Последнее обновление: 27 июля 2021 г., Шон Снапп.

Краткое изложение

• Рабство считается мерзостью в европейских странах.
• Однако в то же время феодальная система превозносится в популярных СМИ. Насколько отличались эти системы?

Введение

Можно многое узнать об образах рабства, но не похоже, что мы проделали отличную работу по изучению. И это то, что когда людям предоставляется полный контроль над другими, плохих вещей почти всегда случаются .

См. Наши ссылки на эту статью и другие связанные статьи по этой ссылке .

Если люди так сильно изменились с тех времен, когда рабство было гораздо более заметным, почему неравенство доходов выглядит именно так? Производит ли верхний 1% населения мира 45% мировой экономической продукции?

Это можно использовать в качестве аргумента для уменьшения неравенства доходов и уменьшения влияния крупных транснациональных корпораций. Однако, как правило, этого не происходит. И одна из проблем, связанных с эффективным выполнением этого, заключается в интерпретации того, что рабство было «разовым» явлением, и люди больше не такие.

Далее в этой статье мы рассмотрим, почему это такое неверное предположение.

Многие фильмы основаны на королевской семье. Гораздо реже тема фильма — жизнь обычных людей. Однако монархи обладали абсолютной властью над своими подданными, и в Европе они действовали в рамках феодальной системы, где крепостные были привязаны к земле и системе дворянства. Они были лучше рабов, но ненамного лучше.

Уолт Дисней провел десятилетия и во многих фильмах выстраивал истории о преимуществах дворянской системы. Тем же людям, которые будут говорить о презренной природе рабства, понравится фильм Диснея о принцессах и принцах.

Что думают эти люди о том, как дворянство относилось к крепостным? Что произойдет с фильмами Диснея, если вспомнить, что Золушка и Эльза владели тем трудом, который был привязан к земле и был, если не продавать, очень близким к рабам.

Во время прогулки по Версальскому дворцу я заметил несколько «ох» и «аааах». Однако во время тура не обсуждались условия жизни крепостных вокруг дворца или условия труда рабочих. Многие ли из этих нарядно одетых людей считают рабство мерзостью? И наоборот, многие ли из них думают о равенстве доходов и обращении с рабочими, строящими дворец, которым они наслаждаются?

Это историческое объяснение феодализма зависит от избытка рабочей силы.Комбинацией перечисленных выше факторов мы воссоздаем условия феодализма.

Поздний капитализм теперь достиг нового феодального государства. Это означает, что большая часть населения развитого мира направляется в социальную структуру третьего мира.

Капитализм не «сломал колесо» рабства и описан как цель Дейенерис Таргариен в «Игре престолов».

Капитализм: 26-летний золотой период

После 1973 года элиты США взяли на себя все улучшения производительности.К этому моменту заработная плата перестала расти, хотя производительность продолжала расти. Это по состоянию на 2020 год, 47 лет назад. Однако «золотой период» капитализма в США длился примерно с 1946 по 1973 год. Это 26 лет. До этого была Вторая мировая война, период жесткой экономии. А до этого была Великая депрессия. 1920-е годы характеризовались большим неравенством доходов и чрезмерной стимуляцией экономики недавно созданной Федеральной резервной системой.

Сторонники капитализма использовали сравнительно короткий период времени, чтобы получить поддержку и предотвратить критический анализ системы.

Золотой период капитализма

В течение года, сравнительно короткого периода времени , он обеспечивал справедливую прибыль рабочим, но чем дольше длился капитализм, тем больше походили на предыдущие системы, которые, как он утверждал, превосходит их, стали . Однако этот «золотой период» был временем, когда Европа сильно пострадала от войны, а США стали доминирующей страной-производителем в мире.

Все более хрупкая экономическая система

В этом видео экономист Ричард Вольф объясняет хрупкость нынешней капиталистической системы.Он указывает на лопнувший пузырь доткомов, лопнувший пузырь субстандартного ипотечного кредитования, а теперь и экономический крах из-за Коронавируса.

Вольф поднимает вопрос о том, что капиталистическая система сделала США и многие другие страны восприимчивыми к пандемии, потому что мотив прибыли уменьшил стимул иметь достаточное количество защитных материалов для борьбы с пандемией.

История отсутствия регулирования банковской деятельности представляет собой серию сбоев. Элизабет Уоррен, профессор банковского дела и кредита, прежде чем стать сенатором, объясняет это в своей речи.

Это свидетельствует о постоянном давлении со стороны промышленности, требующем отмены нормативных требований, которые, как было доказано, защищают систему.

Наносит ответный удар рабочим

США и Западная Европа импортировали большого количества рабочих из отчаянных условий в пограничных рабских системах, таких как Мексика и Индия. Это оказало дополнительное давление на заработную плату и, улучшив жизнь новых иммигрантов, произошло за счет значительного снижения заработной платы тех, кто уже живет в этих странах.

Русская революция и переход от крепостного права к коммунизму

Россия перешла от крепостного права, но вместо капитализма перешла к коммунизму , который был предложен как механизм освобождения крепостных от их положения.

Это видео объясняет то, что обычно неизвестно: Ленин считал, что «революция» не могла произойти в Советском Союзе, но должна была произойти в Германии.Как только Ленин пришел к власти вместе с одним из сторонников Троцкого, как только он пришел к власти, он приступил к подрыву и ликвидации рабочих советов. Остается без ответа вопрос, как коммунистическое общество могло быть настолько антирабочим.

Подобно капитализму, коммунизм в Советском Союзе оказался просто еще одной элитарной политической и экономической системой. Подхваченный более консервативной фракцией коммунистов во главе с Лениным, советский коммунизм далее превратился в тоталитаризм с приходом Сталина.Советский коммунизм сохранил весь «пиар» о рабочих, но не оправдал ни одного из реальных обещаний коммунизма.

Сравнение и противопоставление различий между рабами и крепостными

В этом видео крепостные описываются как рабы, которых нельзя переселять с их земель. Но в нем говорится, что крепостные могли заключать законные контракты, а рабы — нет.

Некоторые важные различия.

• Американские рабы были лучше средневековых крепостных с точки зрения питания.(Хотя рабы в Бразилии во многих случаях работали до смерти и хуже питались).
• Крепостные были свободнее общаться с другими крепостными, чем рабы.
• То, что мало обсуждается, это то, что крепостные составляли примерно 90% средневековых европейских обществ. Это означает, что в большинстве обществ на больше крепостных, чем порабощенных. Таким образом, в среднем крепостное право было менее справедливым, с меньшим процентом населения, имеющим права, чем в большинстве рабовладельческих обществ.

Почему мы продолжаем использовать термины из монархических систем

То, что обычно остается без обсуждения, — это использование в повседневном употреблении терминов, основанных на монархических системах.

Например, называть людей «сэр» происходит от обращения к рыцарям. Очень странно, как это просочится в повседневное использование. Мама тоже. Это сокращение от мадам. Это напоминает мне о том, как мы используем термин «джентльмены». Это буквально «джентльмен», то есть придворный человек, а не простолюдин.Он представляет ароматного члена знати, который носит парик, знает все придворные танцы и разрешает разногласия с помощью меча на дуэлях, чтобы защитить свою «честь». Как эти термины перешли к описанию неэлитного неблагородства, крайне странно.

Все сводится к тому, принимаем мы или отвергаем благородство. Если вы принимаете дворянство, это означает, что вы принимаете титулы, переданные по рождению, огромное неравенство доходов, пятилетние короли, антимеритократию и т. Д. Итак, если мы знаем, насколько ужасна история дворянства, то мы должны отвергнуть дворянство ( аргумент, проигранный Гамильтоном на конституционном съезде, когда он выступал за титулы в США).Значит, следует отказаться от терминологии, основанной на благородстве.

Термины «благородное обязательство», «рыцарство» и тому подобное — все это монархические термины. И они встроены в наш язык. Благородный долг — это обязанность дворянства перед угнетенными феодальными крепостными, которые не были бы забиты, если бы он в первую очередь платил им прожиточный минимум.

Ну, если мы возьмем Noblesse Oblige, то оно оттуда, в первую очередь, благородство. Давайте не будем иметь благородства, тогда у нас не обязательно будет Noblesse Oblige.Мне кажется, что Noblesse Oblige похожа на Билла Гейтса, который занимается благотворительностью. При всем дворянском долгу крепостные жили как-то очень плохо.

Значит, вы не видите проблемы с этими условиями. Я знаю, но я вижу большую проблему, если мы не знаем их происхождения. Джентльмен — это человек, который не работает, и на него работает какое-то количество рабов или крепостных. Он не джентльмен по отношению к своим крепостным, он джентльмен по отношению к другим представителям знати. Этот термин используется дворянами, чтобы говорить друг о друге.Он включает в себя подобострастие и лесть другим элитам. Действительно ли это законное ожидание людей, что а) у них нет стайки рабов, что они не проводят большую часть своего времени, бездельничая на французских диванах?

Как капитализм получил кредит на энергию, производимую из ископаемого топлива

Как мы уже упоминали в статье, Почему нефть важнее капитализма , капитализм сделал большой шаг в пользу использования ископаемого топлива. Капиталисты предложат, чтобы текущие экономики были в том состоянии, в котором они есть, или так же развиты, как они есть, из-за капитализма , полностью исключая использование одноразового ресурса нефти в частности, но ископаемое топливо в целом.

Это было серьезным заблуждением со стороны консервативных мыслителей — тех аналитических центров, которым платят большие деньги. Это потому, что это позволяет им создавать впечатление, будто их неравноправная капиталистическая система является основной движущей силой улучшения условий жизни людей, когда большая часть улучшений связана с увеличением потребления энергии. Например, представьте себе современную капиталистическую систему, когда нефть и нефтехимия исключены из уравнения.

Эта капиталистическая система также привела к совершенно неустойчивой модели, в которой такие вещи, как общественный транспорт, общественные железные дороги, были вторичными по отношению к потенциалу максимизации прибыли, предоставляя каждому свой собственный крайне расточительный автомобиль.Это означает создание производства и размещение его по всему миру, чтобы западные страны могли использовать рабский труд в неразвитых или развивающихся странах.

Однако это тоже сильно зависит от ископаемого топлива. В частности, контейнеровозы эксплуатируются нерегулируемым образом, с использованием удобных флагов и сжигания наиболее загрязняющих, патрулирующих нефтепродуктов, которые существуют, так называемого бункерного топлива, загрязнения, исходящего от этих судов, которые перевозят продукты из таких стран, как Китай, в такие страны, как США и США. Страны Европы и Австралии максимизируют загрязнение окружающей среды, минимизируют заработную плату, что снижает уровень заработной платы в развитых странах и в то время как повышение заработной платы в развивающихся странах, таких как Китай, не компенсирует потерю заработной платы в развитых странах.Эти компании выполнили эти действия и разработали эту систему, потому что они делают не заботятся об устойчивости . Они не заботятся об окружающей среде.

Заключение

Учитывая, насколько крепостное право близко к рабству, очень странно, что к рабству относятся так низко, а крепостное право мало критикуется. И фетишизация рабства в США (как будто рабство когда-либо существовало только в США, а чернокожими были только белые, а не универсальная черта человеческих цивилизаций) в сочетании с отсутствием анализа реальности крепостного права создали неправильное представление. что общества были гораздо более справедливыми, чем они были на самом деле.

Толкование крепостного права и рабства и две совершенно разные системы

Обычно люди не связывают рабство с королевской властью или феодальными системами. Однако они должны. Понимание рабства и крепостничества имеет решающее значение для понимания капитализма.

Рабство в некоторых областях, например в Бразилии, было намного хуже, чем обращение с крепостными в Европе. В других местах, таких как Катар, индийские рабочие не классифицируются как рабы, с ними обращаются на хуже, чем с крепостными при феодальной системе в Европе.В глобальном масштабе большая часть населения мира находится в промежутке между крепостным правом и рабством. СМИ, ориентированные на элиту, которые составляют большинство средств массовой информации, стремятся навязать населению точку зрения, согласно которой рабство является условием ушедшей эпохи и не имеет ничего общего с сегодняшним опытом рабочих. Средства массовой информации, критикующие рабство, будут хвалить Wal Mart за свои доходы (основанные на эксплуатируемом труде, которому приходится полагаться на государственную помощь, как мы упоминаем в статье Почему потерпел неудачу Wal Mart в Германии? ).Apple и Nike, например, могут передать все свое производство на аутсорсинг для рабского производства в Азии, и их продолжают хвалить.