Феодализм это капитализм: Чем отличается капитализм от феодализма — conspi.ru — Конспирология

Содержание

Чем отличается капитализм от феодализма

В публицистике и научных статьях социально-экономической направленности термины «капитализм» и «феодализм» часто встречаются в одном контексте. С чем это может быть связано?

Что такое капитализм?

Капитализм — это социально-экономический строй, при котором основой национального хозяйства становятся рыночные отношения. Человек реализует себя исходя из того, какой объем и качество товаров, услуг либо работы, выполняемой лично, он сумеет предложить другим людям. Один из главных признаков капитализма — частная собственность, которая может находиться во владении любого гражданина, имеющего денежные средства, достаточные для ее приобретения.

В основе развития хозяйства при капитализме — законы спроса и предложения. Участие государства в развитии экономики и общества сводится к регулированию ключевых отраслей, законотворчеству в области гражданского права, которое призвано защищать интересы собственников, правоохранительной деятельности.

Общество при капитализме в достаточной мере свободно с точки зрения выбора человеком места проживания, профессии, вида занятий. Государство, как правило, не насаждает социуму никакой идеологии, каждый гражданин имеет право на свои взгляды и убеждения. Вместе с тем социальная ответственность властей обычно весьма ограничена. Человек должен сам заботиться о своем образовании и экономическом достатке — государство будет готово разве что содействовать в решении поставленных гражданином задач, но не выполнять их за него.

к содержанию ↑

Что такое феодализм?

Феодализм — это социально-экономический строй, исторически предшествовавший капитализму, при котором основой национального хозяйства являлось производство товаров, услуг и выполнение работы на нижестоящих уровнях социальной лестницы — в личных хозяйствах вассалов, имеющих в подчинении крепостных. В свою очередь, вышестоящие субъекты социальной лестницы — сеньоры — активного участия в экономической деятельности, как правило, не принимали, пользуясь доступными в силу властных полномочий ресурсами.

Вассалы получали в распоряжение свое хозяйство — феод, представляющее собой чаще всего земельный надел, а также крепостных в обмен на службу у сеньора. Можно отметить, что термин «крепостные» в данном контексте вовсе не равен «рабству». Крестьяне, работавшие на вассала, как правило, имели в распоряжении частные средства производства, могли вести самостоятельное хозяйство. Но вассал при необходимости был способен воспользоваться ими по своему усмотрению, равно как и принудить подчиненного крепостного выполнять определенную работу.

По мере совершенствования средств производства, формирования специализированных фабрик и фирм вместо частных крестьянских хозяйств субъектами активной экономической деятельности становились и вассалы, превращавшиеся в крупных предпринимателей. Бизнесом начинали заниматься и крестьяне. Так появился капитализм.

к содержанию ↑

Сравнение

Главное отличие капитализма от феодализма в том, что при социально-экономическом строе первого типа активное участие в хозяйственных процессах, производственных и торговых отношениях принимает основная часть населения государства. При феодализме производство товаров и услуг сконцентрировано на уровне низших социальных слоев — в крепостнических хозяйствах, принадлежащих вассалам. Предпринимательством и торговлей крестьяне занимались весьма ограниченно. Владельцы феодов, как правило, также не занимались предпринимательством — их профилем была служба у сеньоров. Свой доход они получали за счет реализации результатов труда подчиненных крепостных.

Определив то, в чем разница между капитализмом и феодализмом, зафиксируем ключевые выводы в таблице.

Капитализм	Феодализм
Что между ними общего?
Феодализм исторически предшествовал капитализму — по мере более активного включения различных социальных слоев в производственные и торговые коммуникации феодальные отношения превращались в капиталистические
В чем разница между ними?
Участники производственных и торговых отношений — все члены общества	Производство сконцентрировано на уровне крепостных хозяйств, принадлежащих вассалам. Основной предмет торговли — плоды труда крестьян
Общество представлено людьми, свободными в выборе места проживания, профессии	Общество поделено на классы: крепостные находятся в подчиненном положении относительно вассалов, те — зависят от сеньоров

альтернативная точка зрения – тема научной статьи по истории и археологии читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

З.В. Рыбина, канд. экон. наук, доцент, кафедра экономической теории, финансов и предпринимательства, Международный институт менеджмента ЛИНК, г. Жуковский, Россия, [email protected]

ПЕРЕХОД ОТ ФЕОДАЛИЗМА К КАПИТАЛИЗМУ В РОССИИ: АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ

В данной статье приводится авторская точка зрения на переходный период между феодальным способом производства и капитализмом в России, которым традиционно считается отмена крепостного права в 1861 году. Как определенные этапы развития общественно-экономических формаций переходные периоды имеют ряд общих закономерностей: историзм, альтернативность, неоднородность. Кроме этого, на протяжении любого переходного периода выделяются три стадии его развития: развертывание, относительная стабилизация и свертывание переходных процессов. Эти характеристики автор использует для сравнительного анализа особенностей социально-экономического развития России в XIX веке до и после отмены крепостного права; исследуется динамика ряда общественно-экономических укладов. На этой основе доказывается, что переходный период от феодализма к капитализму начался с восшествия на престол Александра I и получил свое завершение в 1860-х годах. На протяжении всей первой половины XIX века выделяются все три стадии развития — развертывание, стабилизация и свертывание переходных процессов, идентифицируются общие закономерности. Отмена же крепостного права ознаменовала собой не переход от одной общественно-экономической формации к другой, а вступление капиталистического способа производства в новую фазу — построение в России развитого капитализма.

Таким образом, в данной статье предлагается новый взгляд на генезис капитализма в России.

Ключевые слова: переходный период, общественно-экономическая формация, феодализм, капитализм, способ производства, многоукладность экономики, общественно-экономический уклад.

Переходный период как особый этап в развитии экономической системы имеет место быть при смене двух общественно-экономических формаций. Долгое время утверждалось, что это должны быть именно антагонистические формации, поскольку в данном случае производственные отношения не могут развиваться в недрах старого экономического строя1. Наибольшего внимания экономистов удостоились переходные периоды от капитализма к социализму и ренессанс рыночных отношений в России и ряде стран Восточной Европы. В со-

временном научном обиходе появился даже специальный термин «переходная экономика», или «страны с переходной экономикой», обозначающий группу стран, вернувшихся с коммунистического на капиталистический путь развития2.

Однако исследования по этому вопросу показали, что, во-первых, переходный период в экономике присутствует при смене любых общественно-экономических формаций, а не только антагонистических3. Во-вторых, можно выделить следующие основные характеристики переходного периода:

— историзм — каждый переходный период имеет точку начала и точку окончания. Как правило, переходный период в экономике начинается с кризиса. Стоит вспомнить 1917 и 1991 годы в России, 1946 год в Индии. Завершается переходный период установлением господства одного способа производства;

— неоднородность -в переходном периоде сосуществуют элементы старой и новой экономических систем;

— альтернативность — в продолжение всего переходного периода экономические процессы в стране неустойчивы, выбирается наиболее оптимальный путь развития стра-

ны4.

В-третьих, анализ тенденций развития целого ряда стран, вышедших из-под колониальной зависимости, стран, вернувшихся на капиталистический путь развития, показал, что продолжительность переходного периода может достигать нескольких деся-тилетий5.

В-четвертых, в развитии каждого переходного периода можно обнаружить три относительно самостоятельных этапа. Первый из них связан с так называемым развертыванием переходных процессов: смена правовой и политической надстройки, отражение возможной агрессии со стороны элементов старой общественно-экономической формации, основные институциональные изменения, построение материально-технической базы новой системы. Для второго этапа характерны более мирные процессы: совершенствование институциональной структуры, вывод экономической системы на определенный уровень развития. Тем не менее, от результатов этого «мирного» этапа зависят направление движения экономики, характер третьего этапа -«свертывания» переходного периода.

Как правило, завершающий этап связан со сменой политической власти и завершением институциональных преобразований в стране. Однако эти завершающие переходный период трансформации могут привести как к ут-

верждению новой экономической системы, так и к ренессансу старой общественно-экономической формации. Примеры обоих исходов переходных периодов в экономиках различных стран на протяжении XX века не еди-ничны6.

Проведенный на этой основе анализ социально-экономического строя России XX века позволил доказать, что страна пережила не два, а только один, длившийся 74 года и закончившийся неудачей, переходный период от капитализма к коммунизму7. В этой связи представляет интерес экстраполяция выявленных особенностей переходного периода на социально-экономические процессы в России XIX века.

Традиционно началом развития капитализма в России считаются 1861 год и манифест об отмене крепостного права. В многочисленных исследованиях приводятся данные о последовавшем за этим бурном развитии капитализма. С 1861 года по 1885 год построено 24 064 км железных дорог — 35% того, чем обладала Россия в 1913 году8. Ко -личество рабочих выросло с 860 тыс. человек в 1860 году до 2,8 млн человек в 1900 году. Удельный вес России в мировом производстве вырос с 1,72% в 1860 году до 4,0% в 1870 году9.

Некоторые ученые объясняют расцвет капитализма промышленной революцией, произошедшей в России, однако их мнения о времени этой революции расходятся: разные исследователи называют различные четверти XIX века. Приверженцы идеи о промышленной революции конца века полагают, что толчок к ней дала отмена крепостного права, которая одновременно послужила развитию капитализма в России10.

Другие экономисты считают, что промышленная революция пришлась на 1830-е годы XIX века и именно она послужила толчком к отмене крепостного права11. Заметим, научно-технические революции как начало повышательной волны цикла Кондратьева на протяжении XIX века наблюдались дважды: в 18401875 и 1895-1913 годах и оказали влияние

ДИСКУССИЯ 4

журнал научных публикаций Щ

и обогнать ведущие мировые державы только к концу 1900 года. В-третьих, трактовка 1860-1885 годов как периода первоначального накопления капитала представляется слабо аргументированной. Действительно, с 1857 года по 1881 год в России создано 722 акционерных общества с капиталом 1356,6 млн р. против 74 акционерных обществ с капиталом 65,6 млн р. в 1837-1856 годах14. Однако получение помещиками выкупных платежей за землю хоть и составило круглую сумму в 2 млрд р., но растянулось на долгие 30 лет15.

Основные капиталы крупных российских предпринимателей — Морозовых, Хлудовых, Мамонтовых, Путиловых и других — были сформированы в 1820-1850-х годах, и к отмене крепостного права эти семьи уже достигли значительных высот в своем деле. Приток же в Россию иностранных инвестиций, кроме первой волны глобализации мирового хозяйства и очередной волны цикла Кондратьева, был обусловлен вступлением России в новую стадию капитализма -империализм, что убедительно доказал еще В.И. Ленин.

Отмена крепостного права завершила эпоху феодального способа производства. В течение очень короткого времени феодализм перестал существовать даже как экономический уклад. При этом манифест от 19 февраля 1861 года перекрыл и всякую возможность его реставрации. На этой основе такая характеристика переходной экономики, как неоднородность происходящих процессов, не может быть применена к пореформенной России.

Неустойчивый характер экономики также имеет очень слабое отношение к пореформенному характеру экономики России. Развитие капитализма способствовало сокращению отставания страны от ведущих экономик мира, предпринимались попытки реформирования экономики: земская, феодальных производственных отношений. судебная, военная реформы, реформа Витте. Однако темпы экономического развития Рос- Однако они никоим образом не пытались за-сии после отмены крепостного права позво- тронуть устои капиталистического способа лили ей по некоторым показателям догнать производства.

на весь мир, а не только на Россию. Взаимосвязь между уровнем технологического и экономического развития страны более сложна, однако ни в коем случае нельзя приписывать отмену крепостного права только влиянию научно-технической революции.

Исходя из того, что смена общественно-экономических формаций необходимо требует существования между ними переходного периода, некоторые экономисты считают таковым 1861-1881(1885) годы, когда были заложены основы капиталистического способа производства12. На этот же временной промежуток приходится период первоначального накопления капитала, который сформировался за счет выкупа крестьянами земли и развития иностранных инвестиций13.

Рассмотрим этот временной интервал с позиций соответствия его основным характеристикам переходности.

С точки зрения историзма начало переходного периода обозначено довольно четко. Это отмена крепостного права и ряд последовавших за ней реформ 1861-1874 годов. Что же касается завершения переходного периода, то ограничение его продолжительности двадцатью годами представляется недостаточно обоснованным. Во-первых, как уже показал мировой опыт, переход между двумя формациями может длиться несколько десятилетий. Это зависит только от особенностей экономического и политического развития страны. Во-вторых, основными критериями, позволяющими однозначно говорить о завершении в той или иной стране переходного периода, считаются построение институциональной базы, делающей невозможным ренессанс прежней общественно-экономической формации, и выход страны на определенный и довольно высокий уровень развития. В России основные

институты капитализма были заложены в 1860-х годах, что делало невозможной реставрацию

Паровозный цех Сормовского завода

Анализ пореформенной экономики России с точки зрения вычленения отдельных этапов переходного периода довольно однозначно позволяет выделить первый этап переходного периода — размораживание процесса. Основные реформы были проведены в период 1860-1874 годов, хотя окончательно феодализм был побежден в 1882 году -с понижением выкупных платежей и отменой подушной подати16.

Выделение же второго и третьего этапов представляется затруднительным, хотя считается, что по завершении переходного периода экономика должна выйти на новый уровень развития. Действительно, к концу XIX века количество рабочих в России составляло 2,8 млн человек, по размерам колоний Россия занимала второе место в мире после Англии, количество железных дорог с 1890 года по 1913 год увеличилось на 46 тыс. км17. С 1860 года по 1900 год промышленное производство в России выросло в 7 раз; в США, которые по темпам занимали 2-е место после России, — в 6,7 раза, в Германии — в 5 раз. Лидировала Россия и по концентрации производства. На крупных предприятиях с числом рабочих свыше 500 человек было занято около половины ра-бочих18. Однако такой уровень развития сви-

детельствует о переходе страны к новой стадии развития капитализма — империализму. Таким образом, социально-экономические процессы, происходившие в пореформенной России, не соответствуют основным характеристикам переходного периода, страна уже находилась на другой стадии своего развития.

Экстраполяция основных характеристик переходного периода на временной интервал до отмены крепостного права позволяет получить более стройную картину. Итак, 1861 год является завершением переходного периода, когда возврат к феодальной системе становится невозможным. Что же считать его началом?

Как правило, переход от одной формации к другой начинается в кризисных условиях. В Западной Европе тяжелые кризисы сопровождали и смену феодализма капиталистическим способом производства. В России с ее сильной монархической властью такие потрясения были невозможны. Тем не менее, к 1801 году 32 из 42 губерний были охвачены крестьянскими волнениями, число которых за 1736-1800 годы превысило 27019. По утверждению В.Т. Рязанова, с начала XIX века возникает и со временем набирает все большую силу общий и внутрен-

ДИСКУССИЯ 4

журнал научных публикаций Щ

не сопряженный поток изменений в стране, который уже можно обозначить как рефор-мационно-рыночную линию в общественно-экономическом развитии России. В.Т. Рязанов выделяет три этапа реформирования России: первая волна реформ — 1801-1820 годы — осознание необходимости освобождения крестьянства и политического реформирования страны; 1820-1855 годы — этап контрреформ, 1856-1861 годы — завершение реформ20. Такое деление вполне согласуется с тремя этапами переходного периода.

Первая четверть XIX века сопровождалась свободомыслием и активным поиском путей развития России и освобождения крестьян. Так, 12 декабря 1801 года вышел указ о разрешении купцам, мещанам и крестьянам покупать землю в собственность21. По Указу о свободных хлебопашцах 1803 года было освобождено 47 153 души мужского пола22. По сравнению с общим количеством крепостных крестьян — это мизер, но начало было положено. В 1812 году крестьянам была дозволена как оптовая, так и розничная торговля, а также содержание фабрик и заводов. В 1816 году крепостное право было уничтожено в Эстляндии, Лиф-ляндии, Курляндии. За 1816-1820 годы было подано 11 проектов отмены крепостного права. Закон от 20 декабря 1824 года разрешил увольнение посессионных фабричных в купечество или мещанство23.

Следует отметить, что к началу XIX века крестьянство представляло собой уже сложное по структуре сословие. Во-первых, оно подразделялось на три основных группы: помещичьи, государственные, удельные. Помещичьи делились на две группы: собственно крестьяне и дворовые люди. Накануне отмены крепостного права 71,7% помещичьих крестьян находились на барщине. Дворовые составляли 7,2% от помещичьих кре-стьян24. Государственные

В Западной Европе тяжелые кризисы сопровождали и смену феодализма капиталистическим способом производства. В России с ее сильной монархической властью такие потрясения были невозможны.

сибирские пашенные люди, однодворцы и потомки служилых людей, бывшие монастырские крестьяне. Численность сословия составляла 34% по отношению ко всем кре-стьянам25. Основная масса этих крестьян находилась на оброке. Удельные крестьяне являлись собственностью царской фамилии и также находились на оброке. Во-вторых, крестьяне делились на три статьи: первая статья — богатые, вторая — посредственные, третья — бедные. У крестьян первой статьи имелись покупные люди, т.е. крепостные, приобретенные на имя своего помещика26. Денежный оброк усиливал самостоятельность крестьянства, вынуждал заниматься различными промыслами. Причем, если в конце XVIII века доход от промыслов был ниже земледельческого в 7,5 раза, к середине XIX века эти виды доходов сравнялись27. Развитие промыслов приводило к формированию мелкого товарного производства, объемы которого, по оценке П.Г. Рындзюнского, соответствовали объемам периода развитого капитализма в других странах28.

Неоднородную массу представлял из себя и правящий класс. Так, 42,5% помещиков имели по 7 душ крепостных, 34,5% -по 35 душ, 19,4% — по 176 душ, 2% — по 473 души, 1,6% — по 2191 души29.

Развитие промышленности происходило несколькими путями. Во-первых, еще в XVIII веке начали создаваться посессионные фабрики, основным условием функционирования которых был запрет на сокращение объемов или изменение рода производства. Однако, если в XVIII веке это позволяло до некоторой степени обеспечить внутренний спрос, то в XIX веке стало тормозить дальнейшее развитие30. Во-вторых, росли количество и объем производства вотчинных мануфактур. Если в 1804 году на них было занято 19,4 тыс. человек, то в 1860 году — уже 102

крестьяне как сословие возникли в XVIII тыс. человек31. Помещичье предпринима-

веке в результате реформ Петра I. Первона- тельство росло за счет распространения его

чально это сословие не было однородным. на новые области производства, где требо-

В него входили черносошные крестьяне, валось первоначальное вложение большо-

го капитала. Отсюда возникло причудливое сочетание крепостнического уклада с организационно-техническими элементами, свойственными передовой капиталистической индустрии32. В-третьих, важную роль в развитии капитализма в деревне сыграло разрешение крестьянам открывать собственные фабрики. К середине века в пяти губерниях — Владимирской, Московской, Костромской, Ярославской, Тверской — процент крестьян-промышленников колебался от 73 до 92 ко всему количеству крестьян33.

Таким образом, в России первой половины XIX века можно выделить следующие общественно-экономические уклады: феодальный с феодальной собственностью на землю и крепостнический крестьянский, казачий уклад, государственный с государственной собственностью на землю и государственными крестьянами, вольноотпущенные крестьяне, некоторые из которых продолжали вести сельское хозяйство в рамках соседских общин, купеческий уклад, капиталистический уклад.

Неоднородность и неоднозначность происходящих в обществе процессов характерна и для второго этапа переходного периода — 1825-1856 годов. С одной стороны, в 1837-1842 годах проводилась реформа государственных крестьян, которая улучшила положение 18 млн человек — половины крестьянского населения страны34. С другой стороны, за время николаевского царствования издано более 100 циркуляров по крестьянскому вопросу, но реализованы

они не были35.

С одной стороны, количество фабрик с 1825 года по 1854 год увеличилось с 5,2 до 10 тыс., число рабочих — с 202 до 460 тыс. человек, объем производства — с 46,5 до 160 млн р.36 Рост производительности труда за период 1825-1860 годов составил 4000%. Мощность паровых двигателей увеличилась в 7 раз. Производство хлопчатобумажной продукции увеличилось

с 8,4 до 71,1 млн р., т.е. на 846%37. Изменилась структура рабочего класса. Если в 1799 году посессионные и вотчинные мануфактуры поглощали 58,9% всего состава рабочих в стране, а вольнонаемные 41,1%, то в 1825 году — 45,6 и 54,4%, в 1860 году — 18,2 и 81,8% соответственно38. На этот период приходится начало развития в России железнодорожного транспорта, пароходства, телеграфа. С другой стороны, доля России в мировом хозяйстве сократилась с 3,7 до 1,7%39.

Третий этап переходного периода -1956-1861 годы — его завершение. К этому времени крепостное население, составлявшее 50% сельского населения в 1811 году, сократилось до 40%40. Число механических заводов с 1850 года по 1860 год выросло с 25 до 99, сумма производства — с 423,4 тыс. до 7,9 млн р.41 И, наконец, реформа 1861 года сделала возврат к феодализму невозможным.

В связи с вышеизложенным заметим следующее.

Во-первых, переходный период от феодализма к капитализму начался в России задолго до отмены крепостного права. Его временные рамки можно определить между началом XIX века и 1861 годом, когда возврат старого способа производства становится невозможным. На протяжении всего периода Россия колебалась в выборе пути своего дальнейшего развития. Причем амплитуда колебаний была от полной отмены крепостного права до его ужесточения. Начавшееся развитие капитализма и сохранение пока еще в деревне феодальных отношений собственности тормозили социально-экономическое развитие страны.

Во-вторых, переходные периоды между общественно-экономическими формациями могут как предварять собой начало новой экономической системы, так и завершать собой уход старой. В случае смены антагонистических формаций переходный период является первым этапом установления ее полного

На протяжении всего периода Россия колебалась в выборе пути своего дальнейшего развития. Причем амплитуда колебаний была от полной отмены крепостного права до его ужесточения. Начавшееся развитие капитализма и сохранение пока еще в деревне феодальных отношений собственности тормозили социально-экономическое развитие страны.

господства. В случае смены неантагонистических формаций переходный период завершает уход старой системы и подготавливает установление новой формации. В этой связи целесообразно говорить только об одной конкретной дате начала или завершения переходного периода. В случае прихода антагонистической формации это будет начало переходного периода, например, 1917 год для России или 1945 год для стран Восточной Европы. В случае неантагонистических формаций следует констатировать дату завершения переходного периода, поскольку все необходимые производственные отношения развились уже в недрах старой формации, например, 1789 год во Франции, 1861 год в России.

В-третьих, переход к новой общественно-экономической формации может быть и не связан со сменой политической надстройки в стране. Это обусловлено как особенностями социально-экономического развития страны, так и способностью этой надстройки контролировать текущую ситуацию.

Литература

1. Ленин В.И. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата // Полн. собр. соч. М.: Политиздат, 1970. Т. 39. С. 271; Маркс К. Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Госполитиздат, 1961. Т. 19. С. 27; Политическая экономия социализма / под ред. А.К. Покрытана. Киев: Высшая школа, 1988. С. 9; Политическая экономия / под ред. А.М. Румянцева. М.: Изд-во полит. лит., 1978. С. 21; Экономическая история / под ред. П.С. Бычкова. М.: Экономика, 1967. С. 326.

2. Абалкин Л.И. Хозяйственный механизм развитого социалистического общества // Избр. тр.: в 4 т. Т. 2. М.: Экономика, 2000. С. 82; Елецкий Н.Д. Общая экономическая теория (Политическая экономия). Ростов н/Д: Феникс, 2008. С. 269; Основы теории переходной экономики / под ред. Е. А. Киселевой. Киров: Кир. обл. тип., 1996. С. 313; Яно-

ва В.В., Янова Е.А. Экономическая теория. М.: Эксмо, 2009. С. 413.

3. Политическая экономия (Экономическая теория) / под общ. ред. В. Д. Руднева. М.: Дашков и К, 2009. С. 232-234; Семенов Ю.И. Философия истории: Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней. М.: Современные тетради, 2003. С. 549.

4. Кульков В.М. Российская экономическая модель. М.: ТЕИС, 2009. С. 18.

5. Кузьмин С.А. Социальные системы: развитие метаморфозы. М.: Academia, 2005. С. 133.

6. Рыбина З.В. Особенности переходного периода в российской экономике // Мир экономики и права. 2014. № 12. С. 38-42.

7. Рыбина З.В. Многоукладность экономики в контексте исторического развития. М.: Весь мир, 2015. С. 175-178.

8. Рындзюнский П.Г. Утверждение капитализма в России. 1850-1880 гг. М.: Наука, 1978. С. 102.

9. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 218-223.

10. Там же. С. 217.

11. Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968.

12. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 152.

13. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 220.

14. Шепелев Л.Е. Акционерные компании в России. Л.: Наука, 1973.

15. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 219.

16. Там же. С. 302.

17. Ленин В.И. Империализм как высшая стадия капитализма // Полн. собр. соч. М.: Политиздат, 1969. Т. 27. С. 377.

18. Экономическая история мира: в 6 т. / под общ. ред. М.В. Конотопова. М.: КНОРУС, 2008. Т. 6. С. 197.

19. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 9.

20. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 26.

21. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 13.

22. Мироненко С.В. Самодержавие и реформы: Политическая борьба в России в начале XIX в. М.: Наука, 1989. С. 73.

23. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 30; Туган-Ба-рановский М.И. Избранное. Русская фабрика

в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX в. М.: Наука, 1997. С. 157; Хромов П. А. Экономическое развитие России. М.: Наука, 1967. С. 47.

24. Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968. С. 16.

25. Дружинин Н.А. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М.; Л, 1946. С. 45.

26. Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968. С. 20.

27. Рындзюнский П.Г. Утверждение капитализма в России. 1850-1880 гг. М.: Наука, 1978. С. 56.

28. Там же. С. 46.

29. Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М.: Политиздат, 1991. С. 7.

30. Туган-Барановский М.И. Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие русской фабрики в XIX в. М.: Наука, 1997. С. 174.

31. Рашин А.Г. Формирование промышленного пролетариата: статистико-экономические очерки. М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1940. С. 56.

32. Рындзюнский П.Г. Утверждение капитализма в России. 1850-1880 гг. М.: Наука, 1978. С. 39-40.

33. Дружинин Н.Д. Государственная деревня центрального промышленного района в 40-50-е гг. XIX в. // Доклады и сообщения института истории. 1956. Вып. 11. С. 6-7.

34. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 32.

35. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 114.

36. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 32.

37. Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968. С. 34.

38. Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М.: Политиздат, 1991. С. 6.

39. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 10.

40. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX-XX вв. СПб.: Наука, 1998. С. 332.

41. Троицкий Н.А. Россия в XIX веке. М.: Высшая школа, 2003. С. 218.

TRANSITION FROM FEUDALISM TO CAPITALISM IN RUSSIA: THE ALTERNATIVE VIEWPOINT

Z.V. Rybina, Candidate of Economics, Docent, The department of economic theory, finances and entrepreneurship, International Institute of Management LINK, Zhukovsky, Russia, [email protected]

In the article there is the author’s viewpoint over transitional period between feudal way of production and capitalism in Russia, which is usually considered to be the cancellation of serfdom in 1861. As certain stages in development of social and economic formation, transitional periods have sets of general laws as historicism, alternativeness and heterogeneity. Besides, during every transitional period there are three stages of development: expansion, relative stabilization and reduction of transitional processes. The author uses these characteristics for comparative features’ analysis of social and economic development of Russia in XIX century before and after cancellation of serfdom; the author also researches a dynamics of a set of social and economic structures. Taking into account all these facts, it is substantiated that the transitional period from feudalism to capitalism had begun since accession to the throne of Alexander I, and finished in 1860th. During the whole first part ofXIX century there are three stages of development: expansion, stabilization and reduction of transitional processes; general laws are identified. The cancellation of serfdom is not the transition between two social and economic formations, but the entry of capitalist way of production into a new phase as formation of developed capitalism in Russia. Thus, this article offers a new viewpoint over capitalism’s genesis in Russia.

Key words: transition period, socio-economic system, feudalism, capitalism, mode of production, mixed economy, socio-economic structure.

References

1. Lenin V.I. Poln. sobr. Soch [Full composition of 462 p.; Marks K., Engel’s F. Sochineniia. 2-e izd. writings]. Moscow, Politizdat Publ., 1970. Vol. 39. [Works. 2nd ed.]. Moscow, Gospolitizdat Publ.,

1961. Vol. 19. 745 p.; Politicheskaia ekonomiia sotsializma / pod red. A.K. Pokrytana [The political economy of socialism. Ed. by A.K. Pokrytan]. Kiev, Vysshaia shkola Publ., 1988. 285 p.; Politicheskaia ekonomiia / pod red. A.M. Rumiantseva [Political economy. Ed. by A.M. Rumyantsev]. Moscow, Izd-vo polit. lit. Publ., 1978. 560 p.; Ekonomicheskaia istoriia / pod red. P.S. Bychkova [Economic history. Ed. by P.S. Bychkova]. Moscow, Ekonomika Publ., 1967. 554 p.

2. Abalkin L.I. Izbr. tr.: v 4 t. [Selected works] Moscow, Ekonomika Publ., 2000. T. 2. 228 p.; Eletskii N.D. Obshchaia ekonomicheskaia teoriia (Politicheskaia ekonomiia) [General economic theory (Political economy)]. Rostov on Don, Feniks Publ,

2008. 410 p.; Osnovy teorii perekhodnoi ekonomiki / pod red. E.A. Kiselevoi [Fundamentals of the theory of transition economy. Ed. of E.A. Kiseleva ]. Kirov, Kir. obl. tip. Publ., 1996. 320 p.; Ianova V.V., Ianova E.A. Ekonomicheskaia teoriia [Economic theory]. Moscow, Eksmo Publ., 2009. 512 p.

3. Politicheskaia ekonomiia (Ekonomicheskaia teoriia) / pod obshch. red. V.D. Rudneva [Political economy (Economic theory). Ed. by VD. Rudnev]. Moscow, Dashkov i K Publ., 2009. 856 p.; Semenov Iu.I. Filosofiia istorii: Obshchaia teoriia, osnovnye problemy, idei i kontseptsii ot drevnosti do nashikh dnei [Philosophy of history: the General theory, the main problems, ideas and concepts from antiquity to the present day]. Moscow, Sovremennye tetrad Publ., 2003. 776 p.

4. Kul’kov V.M. Rossiiskaia ekonomicheskaia model’ [The Russian economic model]. Moscow, TEIS Publ.,

2009. 196 p.

5. Kuz’min S.A. Sotsial’nye sistemy: razvitie metamorfozy [Social system: the development of metamorphosis]. Moscow, Academia Publ., 2005. 342 p.

6. Rybina Z.V. Osobennosti perekhodnogo perioda v rossiiskoi ekonomike [Features of the transition period in the Russian economy]. Mir ekonomiki i prava — The world of Economics and law, 2014, no. 12, pp. 38-42.

7. Rybina Z.V. Mnogoukladnost’ ekonomiki v kontekste istoricheskogo razvitiia [The mixed economy in the context of historical development]. Moscow, Ves’ mir Publ., 2015. 240 p.

8. Ryndziunskii P.G. Utverzhdenie kapitalizma v Rossii. 1850-1880 gg. [Approval of capitalism in Russia. 1850-1880.]. Moscow, Nauka Publ., 1978. 298 p.

9. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

10. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

11. Zaionchkovskii P.A. Otmena krepostnogo prava v Rossii [The abolition of serfdom in Russia]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1968. 369 p.

12. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.

13. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

14. Shepelev L.E. Aktsionernye kompanii v Rossii [Joint-stock company in Russia]. Leningrad, Nauka Publ., 1973. 348 p.

15. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

16. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

17. Lenin V.I. Poln. sobr. Soch [Full composition of writings]. Moscow, Politizdat Publ., 1969. Vol. 27. 309 p.

18. Ekonomicheskaia istoriia mira: v 6 t. / pod obshch. red. M.V Konotopova [Economic history of the world: in 6 vol. Ed. by M.V. Konotopov]. Moscow, KNORUS Publ., 2008. Vol. 6. 376 p.

19. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

20. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.

21. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

22. Mironenko S.V. Samoderzhavie i reformy: Politicheskaia bor’ba v Rossii v nachale XIX v. [Autocracy and reform: Political struggle in Russia in the early nineteenth century]. Moscow, Nauka Publ., 1989. 240 p.

23. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.; Tugan-Baranovskii M.I. Izbrannoe.

Russkaia fabrika v proshlom i nastoiashchem. Istoricheskoe razvitie russkoi fabriki v XIX v. [Favorites. Russian factory in past and present. Historical development of the Russian factory in the XIX century]. Moscow, Nauka Publ., 1997. 735 p; Khromov P.A. Ekonomicheskoe razvitie Rossii [The economic development of Russia]. Moscow, Nauka Publ., 1967. 240 p.

24. Zaionchkovskii P.A. Otmena krepostnogo prava v Rossii [The abolition of serfdom in Russia]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1968. 368 p.

25. Druzhinin N.A. Gosudarstvennye krest’iane i reforma P.D. Kiseleva [State peasants and reform P. D. Kiseleva]. Moscow; Leningrad, 1946.

26. Zaionchkovskii P.A. Otmena krepostnogo prava v Rossii [The abolition of serfdom in Russia]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1968. 368 p.

27. Ryndziunskii P.G. Utverzhdenie kapitalizma v Rossii. 1850-1880 gg. [Approval of capitalism in Russia. 1850-1880.]. Moscow, Nauka Publ., 1978. 298 p.

28. Ryndziunskii P.G. Utverzhdenie kapitalizma v Rossii. 1850-1880 gg. [Approval of capitalism in Russia. 1850-1880.]. Moscow, Nauka Publ., 1978. 298 p.

29. Litvak B.G. Perevorot 1861 goda v Rossii: pochemu ne realizovalas’ reformatorskaia al’ternativa [Revolution 1861 in Russia: why reform is not realized alternative]. Moscow, Politizdat Publ., 1991. 302 p.

30. Tugan-Baranovskii M.I. Izbrannoe. Russkaia fabrika v proshlom i nastoiashchem. Istoricheskoe razvitie russkoi fabriki v XIX v. [Favorites. Russian factory in past and present. Historical development of the Russian factory in the XIX century]. Moscow, Nauka Publ., 1997. 735 p.

31. Rashin A.G. Formirovanie promyshlennogo proletariata: statistiko-ekonomicheskie ocherki [The formation of the industrial proletariat: statistical and

economic essays]. Moscow, Gos. sots.-ekon. izd-vo Publ., 1940. 624 p.

32. Ryndziunskii P.G. Utverzhdenie kapitalizma v Rossii. 1850-1880 gg. [Approval of capitalism in Russia. 1850-1880.]. Moscow, Nauka Publ., 1978. 298 p.

33. Druzhinin N.D. Gosudarstvennaia derevnia tsentral’nogo promyshlennogo raiona v 40-50-e gg. XIX v. [State village of Central industrial district in the 40-50-ies of the XIX century]. Doklady i soobshcheniia instituta istorii — The reports of the Institute of history, 1956, part 11, pp. 6-7.

34. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.

35. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

36. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.

37. Zaionchkovskii P.A. Otmena krepostnogo prava v Rossii [The abolition of serfdom in Russia]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1968. 368 p.

38. Litvak B.G. Perevorot 1861 goda v Rossii: pochemu ne realizovalas’ reformatorskaia al’ternativa [Revolution 1861 in Russia: why reform is not realized alternative]. Moscow, Politizdat Publ., 1991. 302 p.

39. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

40. Riazanov V.T. Ekonomicheskoe razvitie Rossii XIX-XX vv. [Economic development of Russia in the XIX-XX centuries]. St. Petersburg, Nauka Publ, 1998. 796 p.

41. Troitskii N.A. Rossiia v XIX veke [Russia in the XIX century]. Moscow, Vysshaia shkola Publ., 2003. 431 p.

Феодализм: складывание предпосылок появления буржуазии | Российское агентство правовой и судебной информации

РАПСИ начинает публикацию нового цикла правовых расследований кандидата исторических наук, депутата Госдумы первого созыва Александра Минжуренко.

Изучение прав буржуазии является одной из труднейших задач, поскольку такого сословия в России не существовало, да и как класс отечественные «капиталисты» оформились достаточно поздно. При этом игнорировать значение «торговой буржуазии» в вопросе появления и развития экономических прав невозможно.

Первый материал цикла посвящен выявлению отличительных признаков этой важной прослойки общества, а также участию государства в формировании российской буржуазии и их прав.

Исследование правового положения различных категорий населения Руси и России периода феодализма естественным образом заставило применять сословный подход. И это понятно: российское общество феодальной эпохи было сословным, поэтому говорить о правах человека в России этого времени «в среднем» не представляется возможным. Всё население строго делилось на особые категории — сословия, права и обязанности которых были четко очерчены и оговорены в законодательстве.

Отсюда предмет исследования и его границы были достаточно определенными: в правовом отношении весьма обособленно существовали дворяне, духовенство, крестьяне, купцы, казаки и т.д. Однако, приступая к исследованию правового положения русской буржуазии, приходится отказаться от указанного сословного принципа, так как такого сословия в России не существовало.

В российских законах не оговаривались отдельно права «буржуазии», отсутствовал и такой термин вообще. И поэтому границы этой категории довольно сложно провести. Дело в том, что, согласно принятой терминологии, буржуазия – это не сословие феодальной формации, а класс капиталистического общества. Но изучение процесса его появления следует начинать не с эпохи капитализма, потому что этот класс зарождался ещё в недрах старой социально-экономической формации.

К нарождающемуся новому классу, согласно уже другим – экономическим – критериям, можно отнести различные группы населения. Предпринимательством, т.е. производством товаров на рынок, на продажу, на ранних этапах появления этого класса первоначально занимались представители разных сословий. Это могли быть купцы, ремесленники, «капиталистые» крестьяне и дворяне.

Ближе всех к новому классу по роду занятий относились купцы, исследованию правового положения которых в рамках настоящего проекта посвящен отдельный цикл статей. Действительно, это древнее сословие, существовавшее уже в раннефеодальный период, являлось органичной составляющей частью феодальной структуры общества.

Но в то же время, купцы ведь обслуживали товарный рынок, а это уже категория капиталистической формации, которую сейчас чаще всего так и называют «рыночной экономикой». Да и позднее в исследовательской литературе купцов прямо относят к «торговой буржуазии». С этим трудно спорить.

Но тогда получается, что одна из составляющих структуры капиталистического общества — «торговая буржуазия» — появилась на самых ранних этапах становления русского раннефеодального государства. Даже ранее дворянства или казаков?

Выходом из этой терминологической задачи, на наш взгляд, может послужить признание того факта, что торговля выступает универсальным занятием, «обслуживающим» потребности и интересы как феодального, так и капиталистического общества. Она всегда была востребована, даже до складывания классического феодализма.

Другое дело, что в условиях господства натурального хозяйства удельный вес товарного производства был невелик. Соответственно и торговля занимала незначительный вес в народном хозяйстве. Всё, или почти всё необходимое производилось в рамках отдельных хозяйств или крестьянской общины. Нередко основное население Древней Руси – крестьяне – покупали у купцов почти исключительно один товар, который не мог быть произведен в местных условиях – это соль.

Таким образом, товарное производство и торговля до определенного времени выступали лишь отдельным укладом в структуре господствующего феодального способа производства. И потому называть купцов периода феодализма «буржуазией» можно лишь условно, с определенными оговорками. Позднее купцы очень естественно и органично, путем эволюции, плавно трансформируются в класс буржуазного общества и станут «законно» и безоговорочно называться «торговой буржуазией».

Таким образом, появление класса буржуазии, видимо, нужно отсчитывать с того момента, когда товарное производство займет более солидный удельный вес в экономике России, когда производство не предметов собственного потребления, а товара на рынок станет основным занятием для большой группы населения. Ну, а окончательное формирование нового класса будем относить к тому времени, когда товарное производство станет доминировать в народном хозяйстве страны.

Следовательно, важнейшим признаком становления капитализма и складывания буржуазии выступает появление не только торговых предприятий, но и мануфактур, т.е. производящих предприятий, целью открытия которых являлось производство товаров на рынок.

А владельцами первых мануфактур в России, напоминаем, могли быть не только купцы, но и ремесленники, и крестьяне, и дворяне. И их правовое положение регулировалось соответствующим сословным законодательством.

Особенностью процесса появления класса буржуазии в его зачаточной форме в России являлось то, что здесь организатором и создателем первых мануфактур в XVII веке было государство, а не частный предпринимательский капитал.

Государство обладало необходимыми ресурсами: капиталом, возможностью назначить организаторов, найти наемных работников, а главное – именно государство обладало мотивацией для создания мануфактур. Организация крупного производства отвечала государственным потребностям России. Уровень мелких ремесленных мастерских правительство уже не устраивал.

Однако именно эти мастерские и стали базой для следующего этапа процесса создания промышленности. Как раз в XVII в. русское ремесло выходит на новую стадию своего развития – делает шаг к промышленному производству.

Создаваемые мануфактуры – это предприятия, на которых производство осуществлялось с применением разделения труда наемных работников. При этом производство было преимущественно ручным, ремесленным, а уровень развития техники – невысоким.

Первые мануфактуры были открыты в дворцовом хозяйстве: в 1616 г. – Хамовный двор, в 1614–1627 гг. – Оружейная палата (преобразована в мануфактуру), в 1632 г. – Бархатный двор, в 1634 г. – первый в России стеклянный завод, в 1637 г. – Пушечный двор.

С 1630 г. начинается казенная добыча руды в Зауралье, в 1631 г. был основан первый Нерчинский завод по выплавке железа, в 1633 г. открывается первый медеплавильный завод. В 1630–1650-е гг. складывается Тульско-Каширская группа железоделательных заводов.

В 1620 г. в Москве был открыт Печатный двор – первая общегосударственная типография, тиражи которой по тем временам считались массовыми – до тысячи экземпляров.

Но все эти предприятия не были основаны частным капиталом, так что этот период можно считать первоначальной фазой в начавшемся процессе создания предпосылок для складывания особой категории людей, занятых производством товаров в значительных масштабах. Данный период можно считать прелюдией к появлению нового класса – буржуазии добывающей и производящей.

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 14 апреля

Техно-феодализм побеждает by Yanis Varoufakis

АФИНЫ – Вот так заканчивается капитализм: не революционным взрывом, а эволюционным стоном. Когда-то капитализм постепенно, исподтишка вытеснял феодализм, пока однажды основная масса человеческих отношений вдруг не стала рыночной, а феодализм не оказался сметён. И точно так же сегодня капитализм свергается новым экономическим укладом – техно-феодализмом.

Where Has All the Money Gone? Cate GillonGetty Images
The World 9/11 Made PS OnPoint Ahmad Sahel Arman/AFP via Getty Images
Subscriber Exclusive
The Manchuria Crisis Revisited STR/AFP via Getty Images

Это серьёзное заявление после массы преждевременных прогнозов о смерти капитализма, особенно со стороны левых. Но на этот раз оно вполне может оказаться верным.

Уже раньше можно было различить явные намёки. Цены облигаций и акций, который должны двигаться в резко противоположных направлениях, быстро и в унисон растут, иногда падая, но всегда вместе. Стоимость капитала (то есть доходность, которая требуется владельцам ценных бумаг) должна падать с повышением волатильности, но вместо этого она растёт на фоне возросшей неопределённости по поводу будущей доходности.

Но, наверное, самый чёткий сигнал о том, что происходит нечто серьёзное, был дан 12 августа прошлого года. В тот день мы узнали, что за первые семь месяцев 2020 года национальный доход Великобритании упал более чем на 20%, что было намного хуже даже самых мрачных предсказаний. Спустя несколько минут индекс Лондонской фондовой биржи подскочил более чем на 2%. Ничего подобного никогда не случалось. Финансы оказались полностью оторваны от реальной экономики.

Но действительно ли все эти беспрецедентные события означают, что мы перестали жить при капитализме? Ведь капитализм переживал фундаментальные трансформации и раньше. Не должны ли мы просто приготовиться к его новейшей реинкарнации? Нет, я так не думаю. То, что мы наблюдаем, это не просто очередная метаморфоза капитализма. Это нечто намного более глубокое и тревожное.

Да, с конца XIX века капитализм пережил радикальные преображения как минимум дважды. Первая крупная трансформация капитализма, когда его конкурентное обличье сменилось олигополией, произошла в ходе второй промышленной революции: электромагнетизм возвестил появление крупных сетевых корпораций и мегабанков, необходимых для их финансирования. Форд, Эдисон и Крупп пришли на смену пекарю, пивовару и мяснику Адама Смита в качестве главных локомотивов истории. Последующий бурный цикл мега-долгов и мега-доходов со временем привёл к краху 1929 года, Новому курсу, а после Второй мировой войны к Бреттон-Вудской системе, которая – со всеми своими ограничениями в сфере финансов – обеспечила редкий период стабильности.

Subscribe to Project Syndicate

Enjoy unlimited access to the ideas and opinions of the world’s leading thinkers, including weekly long reads, book reviews, topical collections, and interviews; The Year Ahead annual print magazine; the complete PS archive; and more – for less than $9 a month.

Subscribe Now

Конец Бреттон-Вудса в 1971 году дал старт второй трансформации капитализма. Поскольку растущий торговый дефицит Америки стал главным источником совокупного спроса в мире (поглощая чистый экспорт Германии, Японии, а затем и Китая), США превратились в мотор наиболее энергичной фазы глобализации капитализма, когда постоянный обратный приток немецких, японских, а позднее китайских прибылей на Уолл-стрит позволял всё профинансировать.

Но чтобы сыграть эту роль, функционеры Уолл-стрит потребовали освобождения от всех ограничений, связанных с Новым курсом и Бреттон-Вудсом. Благодаря дерегулированию олигополистический капитализм мутировал в финансиализированный капитализм. И если когда-то Форд, Эдисон и Крупп пришли на смену смитовским пекарю, пивовару и мяснику, то теперь новыми главными героями капитализма стали Goldman Sachs, JP Morgan и Lehman Brothers.

Хотя у этих радикальных трансформаций были серьёзные негативные последствия (Великая депрессия, Вторая мировая война, Великая рецессия, Долгая стагнация после 2009 года), они не изменили главное свойство капитализма – это система, которой движет частная прибыль и рентные доходы, изымаемые с помощью рынка.

Да, переход от смитовского капитализма к олигополистическому невероятным образом увеличил прибыли и дал возможность конгломератам применять свою колоссальную рыночную силу (то есть вновь обретённую свободу от конкуренции) для извлечения огромных рентных доходов из потребителей. Да, Уолл-стрит извлекал ренту из общества с помощью рыночных форм грабежа средь бела дня. Однако олигополии и финансиализированный капитализм были движимы именно частными прибылями, которые повышались благодаря рентным доходам, извлекаемым с помощью рынка – либо зажатого в угол, например, компаниями General Electric или Coca-Cola, либо придуманного, например, банком Goldman Sachs.

Всё изменилось после 2008 года. С тех пор как в апреле 2009 года центральные банки стран «Большой семёрки» коллективно начали использовать свою возможность печатать деньги для возврата к жизни глобальной финансовой системы, произошёл глубокий сбой. Сегодня мотором мировой экономики стало непрерывное печатание денег центральными банками, а не стремление к частной прибыли. Тем временем процесс извлечения стоимости всё больше смещается: от рынков – к цифровым платформам, таким как Facebook и Amazon. Эти компании работают уже не как олигополистические фирмы, а как частные феодальные княжества или поместья.

Именно тот факт, что балансы центральных банков, а не прибыли теперь стали мотором экономических систем, объясняет случившееся 12 августа 2020 года. Услышав мрачную новость, финансист подумал: «Прекрасно! Банк Англии, запаниковав, напечатает ещё больше фунтов и направит их нам. Самое время покупать акции!». Во всех странах Запада центральные банки печатают деньги, которые финансисты затем ссужают корпорациям, которые используют их для обратного выкупа собственных акций (чьи котировки потеряли связь с размером прибыли). Тем временем цифровые платформы заменили собой рынки в качестве места изъятия частных богатств. Впервые в истории практически все люди бесплатно производят основной капитал крупных корпораций. Ведь именно это происходит, когда вы загружаете материалы в Facebook или перемещаетесь с включённым приложением Google Maps.

Всё это не означает, конечно, что традиционные капиталистические отрасли исчезли. В начале XIX века многие феодальные отношения оставались нетронутыми, хотя капиталистические отношения уже начинали доминировать. Сегодня капиталистические отношения остаются нетронутыми, но техно-феодальные отношения начинают их вытеснять.

Если я прав, тогда любая программа стимулов обречена стать одновременно и слишком большой, и слишком маленькой. Никакие процентные ставки никогда не будут соответствовать полной занятости, не вызвав при этом волну корпоративных банкротств. А с классовой политикой, в которой партии, потворствующие капиталу, конкурируют с партиями, которые ближе к труду, покончено.

Но хотя капитализм может заканчиваться стоном, вскоре может последовать взрыв. Если люди, страдающие от техно-феодальной эксплуатации и шокирующего неравенства, сумеют обрести свой коллективный голос, он будет очень громким.

Обыкновенный феодализм или необычный капитализм? | История Латинской Америки (до XX века) | Посконина О.И.

Уровень развития испанских и португальских колоний накануне освободительных революций первой трети XIX в. оценивается учеными-латиноамериканистами по-разному. Эти различия во многом оп-ределяются методологией, используемой тем или иным исследователем. Однако надо отметить, что применительно к истории Латинской Америки такие понятия, как феодализм и капитализм, остаются ключевыми, причем, ими пользуются не только те авторы, которые стоят на позициях марксизма.

И полвека назад, и сегодня можно встретить тезис о феодальном характере колониальной экономики. Дело в том, что в Иберо-Америке крупное землевладение довольно быстро консолидировалось в неотчуждаемые латифундии, которые принято было рассматривать как поместья (асьенды) феодального типа. В советской историографии такой взгляд утвердился еще в 40-е гг. XX в., и в течение длительного времени в отечественной (а иногда и в зарубежной) научной литературе ставился знак равенства между латифундизмом и феодализмом — на том основании, что в латифундиях господствовали докапиталистические методы ведения хозяйства и эксплуатации работников, включая рабов. Особое внимание наши исследователи обращали на необычайно широкое использование рабского труда в Бразилии, и если не называли сложившийся там экономический уклад «рабовладельческим способом производства», то говорили о его исключительно феодальном характере.

Согласно этой логике, и североамериканские плантации, причем даже в середине XIX в., представляли собой «феодальные поместья». Между тем еще К. Маркс заметил, что плантаторы Северной Америки — это капиталисты, строящие свое хозяйство на рабском труде негров. Понятно, что и испано-американские латифундии вряд ли можно считать хозяйствами слегка «перестроившихся» феодалов.

Есть все основания полагать, что задолго до начала освободительного движения в колониях феодальные отношения собственности хотя и сохранялись юридически, в действительности были если не разрушены, то во всяком случае серьезно подорваны. Земельные пожалования даже на раннем этапе колонизации по прошествии четырех лет считались окончательными, и ими можно было свободно распоряжаться, в том числе продавать. Часто земля захватывалась колонистами самовольно, но с течением времени появилась возможность узаконить эти захваты. Так, с конца XVI в. испанская корона начала широко практиковать соглашения («композиции») с претендентами на те или иные земельные владения, которые выплачивали ей определенную компенсацию. Поэтому к началу XIX в. частная собственность на землю в Испанской Америке была уже достаточно распространена, то есть система держаний постепенно себя изжила.

Кроме того, для подстраховки своего основного бизнеса земельные владения приобретали торговцы или хозяева рудников и мануфактур. Из соображений престижа они нередко стремились породниться с аристократией либо иным путем добыть себе дворянский титул, но это никоим образом не свидетельствует о феодальном характере землевладения богатых колонистов. Правда, в Иберо-Америке сохранялись атрибуты феодализма — некоторое количество неделимых майоратных поместий, передававшихся по наследству сыновьям в порядке старшинства, земли церковных корпораций (которые, как мы знаем, активно занимались предпринимательской деятельностью и ростовщическими операциями), наконец, существовала общинная индейская собственность на землю, хотя она также постепенно разрушалась.

В отечественной исторической литературе весьма распространено и утверждение о том, что в колониальный период в Испанской и особенно Португальской Америке капитализм развивался очень медленно, особенно в сельском хозяйстве. Постепенному утверждению буржуазных отношений способствовали капиталы переселенцев в Америку, необходимые для увеличения горнодобычи, налаживания промышленного и сельскохозяйственного производства, но в целом слабая колониальная экономика лишь обслуживала потребности европейского капитализма.

В последние десятилетия некоторые российские ученые пересмотрели прежние представления об отсутствии или крайне медленных темпах развития в колониях капиталистического уклада. Они отмечают, что плантационное хозяйство, сложившееся в прибрежных зонах Иберо-Америки, было изначально ориентировано на экспорт, на территории Рио-де-Ла-Платы быстро набирало силу экспортное животноводство, продукция рудников и приисков также поставлялась на внешний рынок. Товарность колониального производства оказалась достаточно высокой, и при этом, бесспорно, ее рост искусственно сдерживался метрополией. Тем не менее иберо-американские колонии быстро превращались в одно из звеньев мирового капиталистического хозяйства, а латифундисты (плантаторы и скотоводы) были тесно связаны с внешним рынком и растущей прослойкой местной торгово-посреднической буржуазии или сами становились торговцами. Иными словами, они представляли уже не феодальный, а буржуазный класс производителей, то есть превратились в капиталистических предпринимателей.

Вместе с тем плантаторы не могли широко использовать наемный труд, а именно его применение, как известно, служит важнейшим признаком развития капиталистических отношений. Объяснялось это довольно просто — наем работников обходился слишком дорого, а лишние затраты снижали рентабельность плантационных хозяйств, которые требовали много рабочей силы. В колониях имелось столько неосвоенных земель, что они могли прокормить значительное количество населения, и потому желающих добровольно наняться на работу здесь было немного (подобная ситуация наблюдалась и в американских колониях Англии). Пока в Иберо-Америке рабочая сила не стала более дешевой, латифундисты предпочитали сохранять полукрепостническую зависимость пеонов и рабство вместо того, чтобы нанимать свободных тружеников. Плантаторы владели обширными массивами земель и могли без ущерба для себя предоставлять ее в пользование пеонам, а содержание рабов в условиях теплого климата особых расходов не требовало — правда, их покупка обходилась недешево. Что касается скотоводческих хозяйств, то они не нуждались в большом количестве рабочих рук, и в них трудились не только люди зависимые, но и наемные работники. В целом феодальные методы эксплуатации колониального населения и сохранение рабства, видимо, не препятствовали, а, напротив, способствовали развитию в Испанской и Португальской Америке капиталистического уклада и повышению товарности латифундий. Так, «рабовладельческая» Бразилия, которая в середине XVI в. представляла собой «маргинальную» с точки зрения португальской колонизации территорию, к концу следующего столетия превратилась в «жемчужину португальской короны» и основной центр производства сахара, с которым безуспешно пытались соперничать другие владения Португалии. Близость тростниковых плантаций и энженьо к портам, а также дешевизна фрахта судов, доставлявших бразильский сахар в Европу, превращали его в недорогой и потому конкурентоспособный товар.

Историки часто пытались примирить различные оценки уровня развития колоний к началу Войны за независимость 1810—1826 гг. и найти некую «золотую середину». В этом случае способ производства в Иберо-Америке определялся как полуфеодальный или полукапиталистический либо говорилось о сосуществовании здесь капитализма, феодализма и рабовладения. Иными словами, большинство исследователей отмечало, что в целом колониальная экономика оставалась многоукладной и сочетала в себе элементы капитализма, мелкотоварного производства, патриархально-общинного и натурального укладов, и все это соединялось с феодальными методами эксплуатации и рабством.

Капиталистический уклад был представлен, помимо плантационных и скотоводческих хозяйств, крупными горнодобывающими предприятиями и мануфактурами, производящими товары первой необходимости. В Новом Свете, как и в Европе, особенно распространенной была рассеянная мануфактура, причем не столько в городах, сколько в сельской местности. Мелкотоварное производство было ориентировано на внутренний рынок, и лишь частично — при посредничестве крупных торговцев — на экспорт. Оно базировалось на небольших крестьянских хозяйствах, ремесленных мастерских, примитивной горнодобыче множества старателей, разрабатывавших мелкие копи на свой страх и риск. В глубинных районах было немало натуральных крестьянских хозяйств, обеспечивавших земледельцев всем необходимым, и кустарных производителей ремесленных изделий, которые работали не на рынок, а на заказ. Патриархально-общинный уклад долго сохранялся в тех областях Испанской Америки, где прежде существовали цивилизации майя, ацтеков, инков и других земледельческих племен.

Капиталистическое предпринимательство развивалось быстрее там, где для него в буквальном смысле была «расчищена почва», то есть вытеснены или уничтожены аборигены, а вместе с ними и традиционные общественные отношения. Создать нечто новое, вложив в это имеющийся капитал, оказалось проще, чем перестроить старый, традиционный социально-экономический уклад. Очень часто именно это обстоятельство служило для исследователей объяснением «феномена двух Америк» и позволяло ответить на вопрос, почему североамериканские колонии Англии и Франции уверенно вступили на путь капитализма и развивались успешнее, чем испанские и португальские. На территории будущих США и Канады не было земледельческих индейских цивилизаций с их устоявшимся патриархально-общинным бытом, и потому новый тип производственных отношений утвердился там сравнительно быстро, да и колонизация Северной Америки происходила позднее, когда в «передовых метрополиях» уже укоренились многие элементы капитализма.

Очень часто в научной литературе, особенно зарубежной, обращалось внимание не на уровень развития покоренных индейских племен, не на климатические и географические особенности различных территорий Америки, а прежде всего на обычаи, мировоззрение и «цивилизованность» колонизаторов. Поэтому излюбленной темой многих авторов исторических трудов стало сопоставление англо-пуританской и иберо-католической колонизации. Англичане представлялись как предприимчивые, привычные к тяжелому труду, гонимые и суровые пуритане, вынужденно покинувшие родину и проникнутые «капиталистическим духом». Они не стремились установить над индейцами свое господство и не смешивались с местными племенами, а лишь вели с ними торговлю, оттеснив их затем за пределы территорий, где те издавна обитали (заметим, что в Северной Америке земли индейцев считались «свободными»). Как известно, лучшим моральным оправданием любого поступка пуританина служил достигнутый им успех, и он стремился к нему всеми доступными способами. Когда владычество Англии было свергнуто, оставалось лишь устранить некоторые пережитки колониальных времен и спокойно двигаться дальше, то есть совершенствовать уже пустившую корни на американской земле западную цивилизацию, поскольку английские (как и французские) колонизаторы изначально привнесли в свои колонии основы капитализма и буржуазный менталитет.

Совсем другой результат, по мнению сторонников концепции «двух колонизации», имела колонизация иберо-католическая, когда белый господин нуждался в земле и подневольных работниках, а значит, был заинтересован в сохранении и упрочении на новом месте феодально-крепостнических отношений. Иберийские завоеватели, прежде всего испанцы, «сберегли» индейцев, тем более что как правоверные католики они обязаны были нести «дикарям» слово Божье и приобщать их к своей вере. В итоге испанской и португальской колонизации произошла расовая и культурная метисация жителей Иберо-Америки, а сами колонии, в которых утвердились феодальные порядки, отстали в социально-экономическом отношении — ведь именно период феодализма характеризуется отсутствием единого внутреннего рынка и разобщенностью населения, еще не превратившегося в нацию.

Критики указанной концепции справедливо отмечали, что она совершенно не объясняет того, что происходило в других колонизуемых регионах мира, поскольку те же англичане, французы, голландцы, захватив обширные владения в Азии и Африке, не превратили их в быстрорастущие капиталистические анклавы, подобные США и Канаде. То же можно наблюдать и на островах, например, Карибского моря, многие из которых не принадлежали Испании или Португалии, а были колонизованы передовыми европейскими странами, однако так и остались крайне отсталыми территориями. Следовательно, нужно внимательнее присмотреться не только к колонизаторам, но и к колонизируемым, тем более что методы ограбления колоний у всех европейских метрополий были в сущности одинаковыми.

Есть и другая важнейшая проблема: если в испанских и португальских колониях, несмотря на все преграды, развитие капитализма все же имело место, то к какому периоду относится его зарождение? Здесь

разброс мнений также достаточно велик. Зарубежные авторы иногда отмечали, что уже в начале колонизации Иберо-Америка оказалась тесно связана со странами быстрорастущего капитализма, и потому раннее возникновение и развитие капиталистического уклада в самих колониях было неизбежно. Часть советских исследователей социальной и экономической истории Латинской Америки утверждала, что капитализм в этом регионе дал о себе знать лишь к концу XVIII в. Наконец, на рубеже 1960—1970-х гг. в отечественной историографии появилась концепция «зависимого капитализма». Не затрагивая всех ее постулатов, отметим лишь то, что важно для нас в данном случае: сторонники этой концепции датировали начало капиталистического развития Латинской Америки концом XIX в.! Если же ученые, разделявшие подобные взгляды, все-таки соглашались, что pi до этого рубежа в странах региона присутствовали элементы капитализма, то они, с их точки зрения, привносились извне, из тех центров, где капитализм уже стал системообразующим укладом.

Сейчас латиноамериканцы разных стран вновь обращаются к проблемам, связанным с характером и уровнем развития колониальной экономики. Используя новую и достаточно убедительную аргументацию, они пытаются ответить все на те же вопросы: феодализм или капитализм, а если все-таки капитализм, то когда он зародился и насколько быстро завоевал прочные позиции, возник ли этот уклад внутри колоний или был привнесен из передовых стран Европы? В последнее время все больше исследователей склоняются к тому, что экономика Иберо-Америки развивалась по капиталистическому пути, хотя латиноамериканский капитализм отличался (и отличается ныне) множеством особенностей и потому весьма своеобразен. А есть ли на свете страны, лишенные своеобразия?

О том, чем капитализм отличается от феодализма, и что отсюда следует?: anlazz — LiveJournal

В прошлом посте было сказано, что – несмотря на все заявления конспирологов – никакого отказа от капитализма в современном мире не происходит. Напротив, можно сказать, что сейчас идет возвращение к самому, что ни на есть, настоящему, кондовому капитализму «образца XIX столетия». В котором основная масса людей вновь превращается в бесправных пролетариев – людей, почти лишенных собственности по сравнению с немногочисленными «настоящими» буржуа. Что является нормой для подобного общественного устройства. В отличие от пресловутого «общества 2/3», с его «средним классом», которое – как уже не раз говорилось – выступает аномальным состоянием, связанным с воздействием некапиталистического фактора. («Тени СССР».)

К сожалению, до большинства это доходит очень сложно: «аномальный капитализм» господствовал в развитых странах как минимум, с середины ХХ века. (На самом деле первые его проявления были заметны еще раньше – с 1920 годов.) Поэтому неудивительно, что он – со всеми его «средними классами», пособиями по безработице и «правами человека» — и воспринимается, как нормальное состояние капиталистического общества. И наоборот: как раз «нормальный», не испорченный социализмом, капитализм – такой, как в том же Бангладеш с его жуткой эксплуатацией, бесправием масс и полным игнорированием охраны окружающей среды – видится чем-то «извращенным». Недокапиталистическим. Который надо еще более «капитализировать» для того, чтобы он стал, как в Швейцарии.

Но это ошибка. И события последних лет показывают, что это не «Бангладеш идет к Европе» — как это было до 1991 года – а наоборот, «Европа идет к Бангладеш». О том, почему так происходит – т.е., почему капитализм в последние 30 лет непрерывно теряет все свои привлекательные черты – говорилось уже не раз. Однако в данном случае хочется обратить внимание на другое: на то, что даже видя происходящие неприятные изменения, современный человек не может так просто принять ложность господствующих представлений. И поэтому начинает придумывать разного рода «подпорки» и оправдания, должные сохранить эти представления. Например, в том плане, что «обзывает» текущее состояние не капитализмом, а – как было сказано в прошлом посте – чем-то иным. Например, феодализмом или неофеодализмом.

Или, скажем, «социализмом». Нет, я не шучу. Куча правых – начиная с Фритцморгена и заканчивая Розовым – убежденно заявляет, что сейчас на Западе победили «леваки», которые начали переустраивать мир на «социалистических принципах». Но об этом заблуждении будет сказано уже отдельно. Тут же хочется обратить внимание именно на «профеодальных» конструктах, поскольку они стали популярными много раньше, нежели «социалистические». И, например, в те же 1990 годы «местный» капитализм называли именно не капитализмом, а «феодальным устройством». В качестве причин этого приводилось множество аргументов: скажем, в связи с распространением «клиент-патронских» взаимоотношений, в связи с «самостоятельностью» глав регионов, в связи с «наследованием» должностей и т.д., и т.п.

Однако при этом полностью, демонстративно, игнорировалось самое главное отличие социально-экономических систем: производственный базис. Сиречь – «связку» производственных отношений/производительных сил, которая в постсоветском обществе была очевидно капиталистической. (Особенно после проведения приватизации.) Равно – очевидно капиталистической она являлась (и является сейчас) практически по всему миру. (От какого-нибудь Никарагуа до США.) Поскольку этот базис основан на комбинации индустриальной промышленности (или индустриального же сельского хозяйства) и капиталистического найма. (С изъятием прибавочной стоимости и выплатой зарплаты.) В то время, как базисом феодальной экономики – и вообще, экономики доиндустриальной классовой – выступает хозяйство традиционное крестьянское.

Этот момент формирует фундаментальную разницу практически во всех сторонах жизни. Дело в том, что индивидуальное крестьянское хозяйство самодостаточно: феодалам не нужно заниматься обеспечением его функционирования для своего благополучия. Им достаточно только собирать с него подати – и при этом «защищать» от других феодалов, которые желают сделать то же самое. (А так же от разного рода «варваров» — ведомых идеей чистого грабежа, т.е., фактически тем же самым.) Равно, как феодал – или иной докапиталистический классовый владыка – фактически «освобожден» от заботы об устройстве общественных коммуникаций, транспортных систем и т.д. (На самом деле чем он меньше куда-то лезет – тем лучше всем.) Поскольку последнее обустраивает свою жизнь само – скажем, дороги/мосты сооружает силами общины, запасы хлеба делает, ну и т.д., и т.п.

Это формирует совершенно определенный тип «властной деятельности», основанной на заботах исключительно о взаимоотношениях между «высшими». (Т.е., феодал думает только о феодалах –а крестьяне существуют «просто так».) Именно в подобной системе процветает т.н. «политика» — разного рода закулисные игры, интриги и прочие способы «подсидеть соседа». А вот «экономика» — по понятным причинам – находится в тени. Капиталист же – в силу особенностей капиталистического мироустройства – вынужден вникать работу своих мероприятий. Ну, пускай даже не прямо – прямое управление хозяевами прекращается уже для фирм с сотней сотрудников – однако, все равно, уделяя этой проблеме свое внимание. Поскольку – в отличие от феодального хозяйства – «неуправляемое» капиталистическое предприятие терпит неудачу в конкурентной борьбе. (Этого, кстати, не поняли российские помещики после 1861 года, продолжая жить по феодальным «заветам» — и, соответственно, массово разоряясь.)

Подобная картина порождает совершенно иные особенности капиталистического мира – и в плане поведения «элит», и в плане жизненного цикла самого подобного общества. Скажем, в плане резкого снижения ценности «политической игры» для социума – которая становится скорее отражением экономического взаимодействия, нежели самоценностью. Проще говоря, от замены «политических лиц» в подобной системе мало что меняется: ну, был один президент – станет другой. И даже сами крупные капиталисты мало на что влияют: скажем, в свое время «Стандарт Ойл» Рокфеллера была расформирована по решению Верховного Суда США. (В плане борьбы с монополизмом.) Но ни к каким значимым последствиям для американского капитализма это не привело.

В время как для гораздо менее заметные – но более фундаментальные – вещи способны серьезно изменить ситуации. Как, например, происходит с системой образования и науки. Которая выступает чуть ли не единственным действенным фактором для подобной экономической системы на «длинных дистанциях». И, скажем, почти четырехвековое господство Европы в рамках «капиталистической мир-системы» определяла именно она. Более того – именно повышенное внимание к образовательно-научной деятельности издавна выступало в качестве причины лидерства в самом капиталистическом мире: скажем, именно оно стало основанием гегемонии Британии в XIX столетии, а так же ее главного конкурента – Германской Империи. Так же в XX веке именно развитая научно-образовательная система стала одним из оснований выдвижения США, а уже в нынешнем столетии – Китая. (О СССР в данном случае умолчим, поскольку это не капиталистическое государство. Однако в однозначной важности для него «научно-образовательного компонента» даже сомневаться не приходится.)

Разумеется, это не означает, что данная «подсистема» является единственно важной для развития капиталистического государства. Нет, подобных систем множество – но именно поэтому говорить о них надо уже отдельно. Равно как сказанное не значит, что капитализм выступает наиболее оптимальной системой мироустройства для развития науки и образования.Это тоже неверно: скорее он лишь первое общество, в котором данные отрасли могут вообще хоть как-то развиваться. («Наука» феодального или рабовладельческих социумов – это не наука в нашем понимании. Т.е., не «способ получения способов» изменения реальности.) И тот же социализм кроет капитализм в данном плане, как бык овцу. Но в данном случае это не важно.

Важно то, что наука и образование – в отличие от распределения лиц «наверху» — реально определяют данный «мир». И поэтому они могут считаться задающими базовые тредны социодинамических процессов в подобном общественном устройстве. (Не только, разумеется.) Причем, тренды крайне интересные, и ведущие к достаточно определенному результату. Который позволяет прогнозировать не только будущее капиталистического мира (спойлер: будущее, далеко не блестящее – а скорее наоборот), а так же само развитие человечества.

Но об этом будет сказано уже в другом посте.

В Украине капитализм или все-таки феодализм?: greentown2020 — LiveJournal

Начнем с понимания того, что такое феодализм. Различные социально-экономические формации различаются согласно способу добычи ренты — то есть, за счет чего одни имеют больше других. Феодализм — это рента статуса (права), когда существуют определенные закрытые привилегированные социальные группы. В средневековье их называют господами (феодалами), при социализме — номенклатурой, в наших условиях — олигархами.

Феодализм принципиально отличается как от ренты силы (рабовладение, грабеж, пиратство, концлагеря), так и от ренты капитала (капитализм). Основная черта, отличающая феодализм от капитализма, — у кого власть, у того и богатство. Капитализм, наоборот: у кого богатство, у того власть. Это принципиально открытая система, которая в отличие от феодализма, имет открытые социальные лифты.

картинка источник

Основная черта, отличающая феодализм от капитализма, — у кого власть, у того и богатство. Капитализм, наоборот: у кого богатство, у того власть

Второе замечание касается распространенного мифа, что у нас только несколько олигархов. Олигарх — это власть плюс монополия (более корректно, олигополия). Общенациональных олигархов (на феодальном языке, принцев) у нас несколько, но также существует ряд областных и отраслевых (герцоги), городских и секторальных мини-олигархов (графы), районных (бароны) и сельских нано-олигархов (простые помещики). Феодализм является многоуровневой структурой, которая на каждом уровне повторяет ту же схему отношений. Система бы не удержалась в руках нескольких людей, а десятки тысяч — это другое дело, они ее надежно цементируют.

Третье замечание касается характера отношений. Важно, что феодальные отношения являются двусторонними, договорными. Сюзерен царствует, но с согласия вассала; вассал добровольно принимает на себя обязательства. По неписаному договору, сюзерен должен обеспечить вассалу две вещи: безопасность и поле для кормления. Вассал обязан во время противостояния его сюзерена с другими феодалами становиться на сторону своего сюзерена. Нарушение договора вассалом наказывается отлучением от крыши и кормушки. Нарушение договора сюзереном дает вассалу право перейти к другому вместе со всеми ниже стоящими вассалами.

Это очень устойчивая и жизнеспособная система. Не случайно классики научной фантастики (Пол Андерсон и Лоис Макмастер Буджолд) рисуют межзвездные феодальные системы, где титулы и договоры ни в коем случае не являются пустыми символами, данью прошлому, а четко указывают на текущий статус в социальных отношениях.

В наших сегодняшних условиях феодал может иметь государственную должность или должность в местном самоуправлении, а может не иметь. Может иметь бизнес, зарегистрированный на себя, а может на жену или кума. Может использовать кнехтов с государственным статусом (полицейских) или вольнонаемных (титушки). Все это неважно. Важно феодальный социальный статус, к которому бумажки с гербами не имеют отношения (кстати, какие гербы на тех бумажках, тоже неважно). Формальные структуры (правоохранители, суды и т.п.) подчиняются местному феодалу не потому, что у него есть бумажки.

Две стороны требуют особых комментариев: коррупция и антикоррупция.

Коррупция при феодализме, по сути, является не коррупцией (само слово появилось в более позднюю эпоху феодализма, когда пользование служебным положением стало рассматриваться как преступление). Коррупция при феодализме является выполнением обязательств сюзерена предоставить вассалу поле для кормления. В давние времена это было имение с землей и крепостными. Сейчас это хлебная должность на государственных финансовых потоках или хитроумная финансовая схема, секторальная монополия или доступ к специфическим ресурсов, а может, как метко говорили еще в 1990-е, «аренда нескольких метров государственной границы». Важно, что во всех этих случаях речь идет о ограниченном доступе к чему-то ценному.

Антикоррупция при феодализме является преступлением.

Зато антикоррупция при феодализме является преступлением: ведь она посягает на священное право вассала получить полную безопасность от своего сюзерена, вместе со священным долгом сюзерена такую безопасность гарантировать и обеспечить. Судить феодала имеют право только сюзерен (а также сюзерен сюзерена) или, в отдельных случаях, суд равных. Независимый суд, который судит простых людей, и тем более специальный антикоррупционный суд не соответствуют канонам феодализма и разрушают всю структуру феодальных отношений, описанную выше.

Осталось объяснить, почему наш феодализм демократичен. В принципе, это понятно: простые граждане имеют право голоса и радостно выбирают феодалов на выборах. Обычно выбирают своего собственного феодала, хотя иногда конкуренция сбивает настройки системы. Эта конкуренция делает феодализм демократичным.

Еще одна вещь, которую надо вспомнить, — это мобилизация. Когда феодалу грозит опасность (чаще всего, со стороны другого феодала), он проводит мобилизацию своих вассалов, которые обязаны выступить в его защиту и поддержку. В наших условиях такая опасность — это выборы всех уровней, на которых феодал может потерять статус.

Бороться с феодализмом можно двумя способами. Первый способ — это бороться с феодалом. Такая борьба приводит к тому, что победитель занимает место феодала и становится новым феодалом в его феоде (в области, городе, селе или секторе экономики). Убийца дракона становится новым драконом, а лучший способ защититься от дракона, по Евгению Шварцу, — иметь своего собственного. Разумеется, в ходе этой борьбы надо беречь сами феодальные принципы, не разрушить их, иначе получится, что не было смысла бороться.

Второй способ — это бороться с феодальными принципами, заменить их на принципы капиталистические. Это более сложная борьба, потому что она выходит за пределы устоявшейся системы мышления и отношений, а потому непонятна подавляющей массе людей.

Победить феодализм можно только под флагами капитализма. Это значит открыть социальные лифты ударом ноги — не через насилие (потому что тогда вы играете на принципах чужой игры, и в конце победитель дракона станет драконом), а через массовую социальную активность, которая непонятна и неприемлема как для феодалов, так и для их подданных.

Гражданские движения, местный активизм, волонтерство, открытые данные и блогерство, новые кооперативы и профсоюзы, ОСМД, гражданское образование и массовое предпринимательство, список можно продолжать — создание новых структур жизни и новых отношений ломает или ослабляет феодализм в каждой точке.

На стороне капитализма — будущее, поэтому он победит феодализм. 200 лет назад эта победа состоялась в нескольких местах, в других — 100 лет назад или 25 лет назад. Но на большей части планеты феодализм царит до сих пор. Несмотря на технологические прорывы — потому хотя новые технологии на стороне капитализма, феодализм их также умело использует.

Ведь феодализм и капитализм не в технологиях, а в мышлении людей и системе отношений между ними. Там, где мышление и отношения меняются, — там поражение феодализма и победа капитализма неизбежны.

Переход от феодализма к капитализму

Отрывок из книги Эллен Мейксинс Вуд « Происхождение капитализма», , одного из самых ярких изложение перехода от феодализма к капитализму. Понимание этого перехода важно для различения отношений социальной собственности, преобладающих в каждый период, и, таким образом, дает ключ к тому, как ориентировать классовую борьбу.

Наиболее полезным коррективом к натурализации капитализма и к вызывающим сомнение предположениям о его происхождении является признание того, что капитализм со всеми его весьма специфическими стремлениями к накоплению и максимизации прибыли зародился не в городе, а в деревне, в очень специфическое место и очень поздно в истории человечества.Это требовало не простого расширения или расширения бартера и обмена, а полной трансформации самых основных человеческих отношений и обычаев, разрыва старых моделей взаимодействия человека с природой.

Аграрный капитализм

На протяжении тысячелетий люди обеспечивали свои материальные потребности, обрабатывая землю. И, вероятно, почти до тех пор, пока они занимались сельским хозяйством, они были разделены на классы: между теми, кто обрабатывал землю, и теми, кто присваивал чужой труд.Это разделение между присваивающими и производителями принимает множество форм, но одной общей характеристикой является то, что непосредственными производителями обычно были крестьяне. Эти крестьяне-производители обычно имели прямой доступ к средствам собственного воспроизводства и к самой земле. Это означало, что когда их прибавочный труд был присвоен эксплуататорами, это было сделано с помощью того, что Маркс называл « внеэкономическими » средствами, то есть посредством прямого принуждения, осуществляемого землевладельцами или государствами, использующими свою превосходящую силу, их привилегированный доступ. военной, судебной и политической власти.

В ранней современной Франции, например, как мы видели, где в производстве доминировали крестьяне-собственники / оккупанты, присвоение приняло классическую докапиталистическую форму политически созданной собственности, что в конечном итоге привело не к капитализму, а к « налогу / офису ». ‘структура абсолютизма. Здесь централизованные формы внеэкономической эксплуатации конкурировали и все больше вытесняли старые формы сеньорской добычи. Офис стал основным средством извлечения излишков рабочей силы у прямых производителей в виде налогов; и государство, которое стало источником огромного частного богатства, кооптировало и включило растущее число присваивателей из числа старого дворянства, а также новых «буржуазных» чиновников.

Вот основная разница между всеми докапиталистическими обществами и капитализмом. Это не имеет никакого отношения к тому, является ли производство городским или сельским, а все имеет отношение к особым отношениям собственности между производителями и присваивающими, будь то в промышленности или в сельском хозяйстве. Только при капитализме доминирующий способ присвоения основан на полном лишении собственности прямых производителей, которые (в отличие от движимых рабов) юридически свободны и чей прибавочный труд присваивается чисто «экономическими» средствами.Потому что прямые производители в полностью развитом капитализме не имеют собственности и потому что их единственный доступ к средствам производства, к требованиям собственного воспроизводства, даже к средствам собственного труда, — это продажа своей рабочей силы в обмен на заработную плату капиталисты могут присвоить прибавочный труд рабочих без прямого принуждения.

Эти уникальные отношения между производителями и присваивателями, конечно же, опосредуются «рынком». Рынки различных видов существовали на протяжении всей письменной истории и, без сомнения, раньше, поскольку люди обменивали и продавали свои излишки разными способами и для разных целей.Но рынок при капитализме выполняет особую, беспрецедентную функцию. Практически все в капиталистическом обществе — это товар, производимый для рынка. И что еще более важно, и капитал, и труд полностью зависят от рынка в самых основных условиях их собственного воспроизводства. Точно так же, как рабочие зависят от рынка, чтобы продать свою рабочую силу как товар, капиталисты зависят от него, чтобы покупать рабочую силу, а также средства производства, и получать свою прибыль, продавая товары или услуги, производимые рабочими. .Эта рыночная зависимость дает рынку беспрецедентную роль в капиталистических обществах, поскольку он не только простой механизм обмена или распределения, но и является главным детерминантом и регулятором общественного воспроизводства. Появление рынка как определяющего фактора воспроизводства товаров предполагало его проникновение в производство самой основной жизненной потребности: пищи.

Эта уникальная система рыночной зависимости имеет особые системные требования и побуждения, которых нет ни в одном другом способе производства: императивы конкуренции, накопления и максимизации прибыли и, следовательно, постоянная системная потребность в развитии производительных сил.Эти императивы, в свою очередь, означают, что капитализм может и должен постоянно расширяться способами и степенями, в отличие от любой другой социальной формы. Он может и должен постоянно накапливаться, постоянно искать новые рынки, постоянно навязывать свои императивы новым территориям и новым сферам жизни, всем людям и окружающей среде.

Как только мы осознаем, насколько отличительными являются эти социальные отношения и процессы, насколько они отличаются от социальных форм, которые доминировали на большей части истории человечества, становится ясно, что для объяснения возникновения этой отличительной социальной формы требуется больше, чем вопрос: напрашивается предположение, что он всегда существовал в зародыше, просто нуждаясь в освобождении от неестественных ограничений.

Вопрос о его происхождении можно сформулировать следующим образом: учитывая, что производители эксплуатировались присваивающими некапиталистическими способами в течение тысячелетий до прихода капитализма, и учитывая, что рынки также существовали « вне памяти » и почти повсюду, как Неужели производители и присваиватели, а также отношения между ними стали настолько зависимыми от рынка?

Очевидно, что долгие и сложные исторические процессы, которые в конечном итоге привели к этому состоянию рыночной зависимости, можно проследить до бесконечности.Но мы можем сделать этот вопрос более управляемым, указав впервые и в каком месте четко прослеживается новая социальная динамика рыночной зависимости. В предыдущей главе мы рассмотрели природу докапиталистической торговли и развитие крупных торговых держав, которые процветали за счет использования рыночных возможностей без систематического воздействия рыночных императивов. В докапиталистической европейской экономике было одно серьезное исключение из общего правила. К XVI веку Англия развивалась в совершенно новых направлениях.

Мы можем начать видеть различия, начав с природы английского государства и того, что это говорит о соотношении политической и экономической власти. Хотя в Европе были и другие относительно сильные монархические государства, более или менее объединенные под властью монархии, такие как Испания и Франция, ни одно из них не было объединено так эффективно, как Англия (и акцент здесь делается на Англии, а не на других частях Британских островов). В одиннадцатом веке (если не раньше), когда нормандский правящий класс утвердился на острове как довольно сплоченное военное и политическое образование, Англия уже стала более сплоченной, чем большинство стран.В шестнадцатом веке Англия прошла долгий путь к устранению фрагментации государства, «раздельного суверенитета», унаследованного от феодализма. Автономные полномочия лордов, муниципальных органов и других юридических лиц в других европейских государствах в Англии все больше концентрировались в центральном государстве. Это было в отличие от других европейских государств, где могущественные монархии в течение долгого времени продолжали нелегко жить рядом с другими постфеодальными военными державами, фрагментированными правовыми системами и корпоративными привилегиями, обладатели которых настаивали на своей автономии против централизующей власти государства — и которые продолжали служить не только «внеэкономическим» целям, но и в качестве основного средства извлечения излишков от прямых производителей.

Характерная политическая централизация английского государства имела материальные основы и следствия. Уже в шестнадцатом веке в Англии была впечатляющая сеть дорог и водного транспорта, которая объединила страну в необычной для того времени степени. Лондон, ставший непропорционально большим по сравнению с другими английскими городами и общим населением Англии (и в конечном итоге крупнейшим городом в Европе), также становился центром развивающегося национального рынка.

Материальной основой этой зарождающейся национальной экономики было английское сельское хозяйство, уникальное во многих отношениях.Во-первых, английский правящий класс отличался двумя взаимосвязанными аспектами.

С одной стороны, демилитаризованная раньше любой другой аристократии в Европе, она была частью все более централизованного государства в союзе с централизующей монархией, без разделения суверенитета, характерного для феодализма и его государств-преемников. В то время как государство служило правящему классу в качестве инструмента порядка и защиты собственности, аристократия не обладала автономными «внеэкономическими» полномочиями или «политически сформированной собственностью» в той же степени, что и их континентальные коллеги.

С другой стороны, имел место то, что можно было бы назвать компромиссом между централизацией государственной власти и контролем аристократии над землей. Земля в Англии в течение долгого времени была необычно сконцентрированной, причем крупные землевладельцы владели необычно большой долей, в условиях, которые позволяли им использовать свою собственность по-новому. То, что им не хватало во «внеэкономических» способностях извлечения излишков, они с лихвой компенсировали растущими «экономическими» возможностями.

Это отличительное сочетание имело серьезные последствия.С одной стороны, концентрация английских землевладений означала, что необычно большая часть земли обрабатывалась не крестьянами-собственниками, а арендаторами (слово « фермер », кстати, буквально означает « арендатор » — употребление, предложенное фразами, известными сегодня , например, «фермерство вне дома»). Это было верно даже до волны лишения владения, особенно в шестнадцатом и восемнадцатом веках, которые традиционно ассоциировались с « огораживанием », и было в отличие, например, от Франции, где большая часть земли оставалась и еще долго будет оставаться , в руках крестьян.

С другой стороны, относительно слабые внеэкономические возможности арендодателей означали, что они меньше зависели от своей способности выжимать больше ренты с арендаторов прямыми принудительными средствами, чем от успеха арендаторов в конкурентоспособном производстве. У аграрных землевладельцев в этом соглашении был сильный стимул поощрять — и, где это возможно, принуждать — своих арендаторов искать способы снижения затрат за счет повышения производительности труда.

В этом отношении они коренным образом отличались от аристократов-рантье, которые на протяжении всей истории зависели в своем богатстве от выжимания излишков из крестьян посредством простого принуждения, усиливая их способность извлекать излишки не за счет увеличения производительности непосредственных производителей, а, скорее, за счет улучшения собственных сил принуждения — военных, судебных и политических.

Что касается арендаторов, то они все чаще подвергались не только прямому давлению со стороны арендодателей, но и рыночным императивам, которые вынуждали их повышать свою производительность. Английская аренда принимала различные формы, и было много региональных вариаций, но растущее число было подвержено экономической ренте — арендной плате, установленной не каким-либо юридическим или обычным стандартом, а рыночными условиями. Фактически существовал рынок аренды. Арендаторы были обязаны конкурировать не только на рынке за потребителей, но и на рынке доступа к земле.

Эффект этой системы отношений собственности заключался в том, что многие сельскохозяйственные производители (включая преуспевающих «йоменов») стали зависимыми от рынка в своем доступе к самой земле, к средствам производства. По мере того, как все больше земель попадает под этот экономический режим, преимущество в доступе к самой земле будет все больше у тех, кто может производить конкурентоспособную продукцию и платить хорошую ренту за счет повышения собственной производительности. Это означало, что успех приведет к успеху, и конкурентоспособные фермеры будут иметь расширенный доступ к еще большему количеству земли, в то время как другие потеряют доступ вообще.

Опосредованные рынком отношения между помещиками и крестьянами видны в отношении к ренте, которое сложилось к XVI веку. В системе « конкурентной арендной платы », при которой домовладельцы, где это возможно, эффективно сдавали землю в аренду лицу, предлагающему самую высокую цену, независимо от арендной платы, которую мог бы нести рынок, они — и их геодезисты все больше осознавали разницу между фиксированной арендной платой, выплачиваемой обычные арендаторы и экономическая рента, определяемая рынком. Мы можем наблюдать за развитием нового менталитета, наблюдая за геодезистом землевладельца, который вычисляет арендную стоимость земли на основе некоторого более или менее абстрактного принципа рыночной стоимости и явно сравнивает ее с реальной арендной платой, выплачиваемой обычными арендаторами.Здесь, в тщательных оценках этих геодезистов, которые говорят о «годовой стоимости сверх ренты» или «стоимости сверх прежней [sic] ренты», и в их расчетах того, что они считают незаработанным приростом, который идет в копилдс Если арендатор платит обычную ренту ниже стоимости земли, определяемой условиями конкурентного рынка, у нас есть зачатки более поздних, более сложных теорий стоимости и капиталистической земельной ренты. Эти концепции стоимости основаны на очень конкретном опыте землевладельцев в критический момент развития конкурентной системы аграрного капитализма.

Развитие этой экономической ренты показывает разницу между рынком как возможностью и рынком как императивом. Он также выявляет недостатки в счетах капиталистического развития, основанных на традиционных допущениях. То, как эти допущения повлияли на восприятие свидетельств, хорошо проиллюстрировано в важной статье, посвященной дебатам о структурной роли городов в феодализме. Джон Меррингтон предполагает, что, хотя преобразование феодального прибавочного труда в денежную ренту не изменило само по себе фундаментального характера феодальных отношений, оно имело одно важное последствие: помогая довести прибавочный труд до постоянной величины, оно стимулировало рост независимого общества. товарная продукция.’

Но это предположение, похоже, основано не столько на эмпирических данных, сколько на модели рынка как возможности, с ее предположением, что мелкие производители предпочтут действовать как капиталисты, если только им будет предоставлена возможность. Эффект от денежной ренты широко варьировался в зависимости от отношений собственности между крестьянами, которые производили эту ренту, и помещиками, которые ее присваивали. Там, где внеэкономическая власть феодалов оставалась сильной, крестьяне могли подвергаться такому же принудительному давлению, как и раньше, со стороны помещиков, стремящихся выжать из них больше прибавочной рабочей силы, даже если теперь это принимало форму денежной ренты вместо трудовых услуг.Там, где, как во Франции, крестьянская власть над собственностью была достаточно сильной, чтобы противостоять такому растущему давлению со стороны помещиков, арендная плата часто была фиксированной по номинальной ставке.

Несомненно, именно в таком случае, когда крестьяне пользуются надежными правами собственности и подлежат не только фиксированной, но и умеренной арендной плате, мы могли бы, исходя из предположений Меррингтона, надеяться найти стимул для товарного производства, который мог бы в конечном итоге порождают капитализм. Но эффект был прямо противоположным.Данные, изложенные Бреннером, позволяют предположить, что не фиксированная арендная плата такого рода стимулировала рост товарного производства. Напротив, именно нефиксированная, переменная рента, реагирующая на рыночные императивы, в Англии стимулировала развитие товарного производства, повышение производительности и самоподдерживающееся экономическое развитие. Во Франции таких стимулов не существовало именно потому, что крестьяне обычно владели землей по фиксированной и номинальной арендной плате. Другими словами, не возможности, предоставляемые рынком, а его императивы побуждали мелких товаропроизводителей к накоплению.

К началу Нового времени даже многие обычные договоры аренды в Англии фактически превратились в экономические договоры такого рода. Но даже те арендаторы, которые пользовались каким-то обычным землевладением, которое давало им большую безопасность, но которые все же могли быть вынуждены продавать свою продукцию на тех же рынках, могли оказаться в условиях, когда конкурентоспособные стандарты производительности устанавливались фермерами, реагировавшими более прямо. и срочно к давлению рынка. То же самое будет происходить даже в отношении землевладельцев, работающих на своей земле.В этой конкурентной среде продуктивные фермеры процветали, и их владения, вероятно, росли, в то время как менее конкурентоспособные производители пошли навстречу и присоединились к неимущим классам.

Таким образом, по мере установления рыночных сил менее продуктивные фермеры теряли свою собственность. Рыночным силам, несомненно, способствовало прямое принудительное вмешательство с целью выселения арендаторов или аннулирования их обычных прав. Возможно, некоторые историки преувеличивают упадок английского крестьянства, для полного исчезновения которого могло потребоваться гораздо больше времени, чем предполагают некоторые источники.Но не может быть никаких сомнений в том, что по сравнению с другими европейскими крестьянскими хозяйствами, английская разновидность была редким и находящимся под угрозой исчезновения видом, а рыночные императивы, безусловно, ускорили поляризацию английского сельского общества на более крупных землевладельцев и растущее множество неимущих. Результатом стала известная триада помещик, капиталист-арендатор и наемный рабочий, и с ростом наемного труда усилилось давление, направленное на повышение производительности труда. Тот же процесс создал высокопродуктивное сельское хозяйство, способное поддерживать большую часть населения, не занятого в сельскохозяйственном производстве, но также увеличивающуюся массу без собственности, которая будет составлять как большую наемную рабочую силу, так и внутренний рынок дешевых потребительских товаров — тип рынка с нет исторического прецедента.Это предыстория формирования английского индустриального капитализма.

Контраст с Францией — это освещение. Кризис французского феодализма разрешился иным государственным образованием. Здесь аристократия долгое время сохраняла свою власть над политически созданной собственностью, но когда феодализм был заменен абсолютизмом, политически конституированная собственность не была заменена чисто экономической эксплуатацией или капиталистическим производством. Вместо этого французский правящий класс получил новые внеэкономические полномочия, поскольку абсолютистское государство создало обширный офисный аппарат, с помощью которого часть имущего класса могла присваивать прибавочный труд крестьян в форме налогов.Даже тогда, на пике абсолютизма, Франция оставалась сбивающей с толку мешаниной конкурирующих юрисдикций, поскольку дворянство и муниципальные власти цеплялись за остатки своей автономной феодальной власти, остатки феодального « раздельного суверенитета ». Эти остаточные полномочия и привилегии, даже когда они перестали иметь большую политическую силу, ревниво сохранялись — и даже возрождались или заново изобретались — в качестве экономических ресурсов.

Расхождение между отношениями собственности во Франции и в Англии прекрасно отражено в контрасте между мышлением английского землемера конца XVI или начала семнадцатого века, с которым мы встречались раньше, и его французским коллегой, а затем и долгое время после этого. .В то время как англичане были озабочены рыночной оценкой и конкурентоспособной арендной платой, в то время, когда французские крестьяне консолидировали права наследования, а французские лорды мало получали от арендной платы, французский землемер навязчиво изучал записи на предмет каких-либо признаков сеньориальных прав и крестьянских обязательств, которые можно было возродить — или даже изобрести. Итак, в то время как англичане искали «настоящую» рыночную стоимость, французы использовали самые современные и научные методы, чтобы наметить возрождение феодализма.

В этих условиях, когда предпочтительной экономической стратегией для правящих классов по-прежнему было подавление крестьян внеэкономическими средствами, а не поощрение конкурентоспособного производства и «улучшения», не было стимула для капиталистического развития, сопоставимого с английским, пока сама Англия не преуспела в этом. оказывая конкурентное давление на международную экономику. Во всяком случае, влияние французской системы отношений общественной собственности «оказалось катастрофическим для экономического развития».В своих усилиях по сохранению своей налоговой базы абсолютистское государство укрепляло старые формы крестьянского владения, а новая система извлечения излишков «была еще более целенаправленно ориентирована на демонстративное потребление и войну» 5. старик выжимал излишки из прямых производителей, что означало не только то, что присваиватели не имели большого стимула для повышения производительности труда и развития производительных сил, но также и то, что это было еще более истощением производительных сил крестьянства. .

Стоит также отметить, что в то время как интегрированный национальный рынок, который Поланьи описал как первый вид рынка, работающий на принципах конкуренции, возник в Англии довольно рано, Франции пришлось ждать наполеоновской эпохи, чтобы устранить внутренние барьеры в торговле. Важным моментом является то, что развитие конкурентного национального рынка было следствием, а не причиной капитализма и рыночного общества. Эволюция единого конкурентного национального рынка отразила изменения в способе эксплуатации и природе государства.

Так, например, во Франции сохранение политически созданной собственности или «внеэкономических» форм эксплуатации означало, что ни государство, ни экономика не были полностью интегрированы. Полномочия по эксплуатации, которые были одновременно политическими и экономическими, в форме государственной должности, а также остатков старой аристократической и муниципальной юрисдикции, имели тенденцию к фрагментации как государства, так и экономики даже при абсолютизме. В Англии существовало более четкое разделение между политической силой государства принуждениями и властью по эксплуатации имущих классов, которые черпали свое богатство в чисто «экономических» формах эксплуатации.Частные экономические полномочия правящего класса не умаляли политического единства государства, и существовало как истинно централизованное государство, так и интегрированная национальная экономика.

Крестьяне испокон веков использовали различные средства регулирования землепользования в интересах деревенской общины. Они ограничили определенные практики и предоставили определенные права не для того, чтобы увеличить благосостояние помещиков или государств, а для того, чтобы сохранить саму крестьянскую общину, возможно, чтобы сохранить землю или более справедливо распределять ее плоды, а часто и для обеспечения благосостояния населения. менее удачливые члены сообщества.Даже частная собственность на собственность, как правило, обусловливается такой обычной практикой, предоставляя лицам, не являющимся собственниками, определенные права на использование собственности, принадлежащей кому-либо еще. В Англии было много таких обычаев и обычаев. Существовали общие земли, на которых члены общины могли иметь права выпаса скота или право собирать дрова, а также были различные другие виды прав пользования частной землей, такие как право собирать остатки урожая в определенные периоды урожая. год.

С точки зрения улучшения положения помещиков и фермеров-капиталистов, земля должна была быть освобождена от любых подобных препятствий для их производительного и прибыльного использования собственности. Между шестнадцатым и восемнадцатым веками нарастало давление с целью аннулировать обычные права, которые мешали капиталистическому накоплению. Это может означать разные вещи: оспаривание корпоративных прав на коррунонские земли путем заявления об исключительной частной собственности; устранение различных прав пользования частной землей; или оспаривание обычного права владения, которое давало многим мелким землевладельцам право владения без однозначного юридического титула.Во всех этих случаях традиционные концепции собственности должны были быть заменены новыми, капиталистическими концепциями собственности — не только как «частной», но и как исключительной. Другие люди и соучастие должны были быть исключены путем отмены деревенских правил и ограничений на землепользование (чего, например, не происходило во Франции в чем-то похожем на такие же способы и степени), особенно путем аннулирования обычных прав использования.

Корпус

Это подводит нас к самому известному переопределению прав собственности: огораживанию.Ограждение часто рассматривается как просто ограждение общей земли или «открытых полей», характерных для определенных частей английской сельской местности. Но огораживание означало не просто физическое ограждение земли, но исчезновение общих и традиционных прав пользования, от которых зависело существование многих людей.

Ранние загоны иногда предпринимались более мелкими фермерами или с их согласия, и не всегда в ущерб им. Но первая крупная волна социально разрушительных огораживаний произошла в шестнадцатом веке, когда более крупные землевладельцы стремились выгнать простолюдинов за пределы земель, которые можно было бы выгодно использовать в качестве пастбищ для все более прибыльного овцеводства.Современные комментаторы в большей степени, чем какой-либо другой фактор, считали, что за растущую чуму бродяг, обездоленных « людей без хозяина », которые бродили по сельской местности и угрожали общественному порядку, была замкнута изоляция, более чем какой-либо другой фактор. , описал эту практику как «овцы, пожирающие людей». Эти социальные критики, как и многие последующие историки, возможно, переоценили последствия огораживания за счет других факторов, ведущих к трансформации отношений собственности в Англии.Но это остается наиболее ярким выражением безжалостного процесса, который менял не только английскую деревню, но и весь мир: рождение капитализма.

оградка продолжала быть основным источником конфликтов в ранней современной Англии, будь то из-за овец или все более прибыльного земледелия. Беспорядки в ограждении разразились в шестнадцатом и семнадцатом веках, а ограждение стало главной проблемой во время гражданской войны в Англии. На ранних этапах этой практики монархическое государство в какой-то степени сопротивлялось, хотя бы из-за угрозы общественному порядку.Но как только земельные классы преуспели в формировании государства в соответствии со своими изменяющимися требованиями — успех более или менее окончательно закрепился в 1688 году, в так называемой « Славной революции » больше не было государственного вмешательства, и возник новый вид движения за ограждение. возникли в восемнадцатом веке, так называемые «парламентские ограды». В таких ограждениях прекращение проблемных прав собственности, которые мешали некоторым землевладельцам осуществлять накопительные полномочия, происходило на основании актов парламента.Ничто так не свидетельствует о торжестве аграрного капитализма.

Происхождение капитализма, классовой борьбы и буржуазной революции

Здесь должно быть ясно, что развитие отличительных форм собственности в английском сельском хозяйстве повлекло за собой новые формы классовой борьбы. Здесь мы снова можем подчеркнуть специфику аграрного капитализма, противопоставив ситуацию в Англии и Франции. Различия в формах собственности и способах эксплуатации, которые, как мы видели, характеризовали эти две крупные европейские державы, нашли свое отражение в различных проблемах и сферах классовой борьбы, а также в различных отношениях между классом и государством.

Это поднимает некоторые важные вопросы о роли классовой борьбы в развитии капитализма. Что, например, мы можем сказать теперь о доводе о том, что классовая борьба крестьян против помещиков способствовала развитию капитализма в Англии, сбросив оковы феодализма и освободив товарное производство? Хотя конфигурация классовых отношений была слишком сложной, чтобы ее можно было свести к какой-либо простой формуле, если мы хотим суммировать в одном предложении способы, которыми классовая борьба между помещиками и крестьянами «освободила» капитализм, это могло бы быть ближе к истине. говорят, что капитализм был продвинут путем утверждения помещичьей власти против претензий крестьян на обычные права.

«Происхождение капитализма» со скидкой 40% в рамках акции «Студенческое чтение».

Разница между капитализмом и феодализмом (с таблицей)

С незапамятных времен во всем мире существовало различных экономик. Экономическая система — это система, которая определяет механизм производства, распределения и распределения товаров, ресурсов и услуг в данном обществе или в определенной области. Различные типы экономических систем включают капиталистическую экономическую систему, социалистическую экономическую систему, смешанную экономику и коммунизм.

Основное построение этой системы состоит из факторов, связанных с тем, что необходимо производить, как это должно производиться и в каком количестве, и кто будет получать продукцию. Национальные экономики могут сильно различаться в отношении безработицы, налогообложения, экономического роста, неравенства доходов и т. Д. И сильно влияют на структуру общества.

Капитализм против феодализма

Разница между капитализмом и феодализмом заключается в том, что капитализм относится к капиталистической экономической системе и характеризуется частной или корпоративной собственностью на товары для получения прибыли, тогда как феодализм больше связан с социализмом или социально-экономическим система, при которой люди делятся на два класса: дворянство, владеющее системой, и крестьянство, которое работает на дворянство.

Таблица сравнения капитализма и феодализма Социальная экономическая система

Параметр сравнения	Капитализм	Феодализм
Тип экономической системы 7
Цель / цель	Прибыль высших классов — основная цель	Делать богатство и равномерно распределять его между всеми людьми и эффективно управлять королевством
Собственность	В собственности общественности или корпоративный сектор	Принадлежит дворянству или правительству
Иерархия	Состоит из низшего рабочего класса, тех, кто наслаждается едой, убийц, мошенников и высшего правящего класса	Состоит в основном из дворянство (или правительство) и горох муравей.Крестьяне находятся на базовом уровне, им предшествуют рыцари и арендаторы, а правитель — на самом верхнем уровне
Роль правительства	Правительство только контролирует процессы	Правительство применяет принуждение
Плюсы	Инновации вознаграждаются, а лучшие продукты получают более высокие цены	Стабильность королевства сохраняется, и, поскольку дворянство и крестьянство являются единственными двумя классами, это способствует равенству среди крестьян
Минусы	Неравенство среди классов приводит к ухудшению положения низших классов	Зависимость экономики от земли и сельского хозяйства приводит к ее упадку, когда крестьянство становится самодостаточным
История	Возникло в период раннего Возрождения и до сих пор существует сегодня в современном виде	Доминирующий В средневековой Европе 8 ^{-х годов} века нашей эры и ее недостатки привели к ее упадку

Что такое капитализм?

Капитализм — это капиталистическая экономическая система, характеризующаяся частным или корпоративным господством капитальных благ, включая вложения по частному решению, а также производство, распределение и размещение товаров в соответствии с потребностями свободного рынка.

Капиталистическая экономика в первую очередь направлена на получение прибыли. Роль правительства в такой экономике состоит только в том, чтобы контролировать процессы, а не предполагать принуждение. Иерархия этой системы включает рабочих на базовом уровне, которые кормят все остальные более высокие уровни. На втором уровне преобладают те, кто ест пищу (т. Е. Пользуется преимуществами, предлагаемыми базовым классом), которому предшествует высший класс, состоящий из тех, кто правит всеми остальными и получает большую часть прибыли.Это приводит к величайшему недостатку капитализма — неравенству.

Таким образом, только самая верхняя часть капиталистической пирамиды получает выгоду и прогрессирует больше всего, в то время как базовый класс, который больше всего работает, сильнее втягивается в круг бедности. Термин «капитализм» приобрел популярность в основном благодаря Карлу Марксу, который в своей работе «Das Kapital» назвал капиталистов теми, кто владеет средствами производства (частный класс) и нанимает других рабочих для получения своей прибыли.

Преимущества капитализма, такие как вознаграждение за инновации и получение более высоких цен за лучшую продукцию, затушевываются суровой истиной о том, что труд тех, кто ниже в пирамиде, обогащает тех, кто находится наверху. Хотя он побуждает людей соревноваться друг с другом за лучшую позицию, он не может предоставить достаточно места для всех, чтобы достичь вершины пирамиды, независимо от того, какой беспорядок в ней возник.

Что такое феодализм?

Феодализм — это тип социалистической экономической системы, которая доминировала в средневековой Европе примерно с 8 ^{-х годов} до 15 ^{-х годов} века нашей эры / н.э.В основном он состоял из сословий, королевской семьи, дворянства, рыцарей и крестьян. Дворянство держало земли под короной и сдавало их в аренду рыцарям в обмен на военную службу, а крестьяне были обязаны жить на землях дворян и служить им.

В отличие от феодализма, каждый член общества был вовлечен в феодализм. Он поддерживал мир и защиту среди земель, а также поддерживал стабильность королевства, хотя королевская семья и знать любили и поддерживали его, в то время как крепостные и рабы не наслаждались им.

Король был тем, кто полностью контролировал феодальную систему, владел всей землей и принимал решения, связанные с ней. Бароны, также называемые дворянами, были влиятельными и богатыми людьми, которые арендовали землю у короля и сдали ее рыцарям в обмен на военную службу, как того требовал король. Низшая часть общества состояла из вассалов, крепостных, рабов или крестьянства. Это были люди, которые находились под защитой баронов и давали им клятву почтения, верности, труда и части своей продукции.

С расширением торговых возможностей крестьянство стало самодостаточным, что в конечном итоге привело к упадку феодальной системы, зависящей от земли и сельского хозяйства.

Основные различия между капитализмом и феодализмом

Капитализм относится к капиталистической экономической системе, тогда как феодализм относится к социалистической экономической системе.
В отличие от капитализма, все в обществе вовлечены в феодализм.
Капитальная экономика принадлежит и управляется частным или корпоративным сектором, в то время как феодальная система принадлежит дворянству или правительству.
Правительство только наблюдает за процессами в случае капитализма, но берет на себя принудительную власть в феодальной системе.
Иерархия капитализма включает рабочих / чернорабочих, духовенство, буржуазию и правящий класс, тогда как феодальная система состоит из крестьянства, армии, дворянства и королевской семьи.
Капитализм зародился в период Возрождения и продолжается до сих пор, но феодализм преобладал с 8 ^{-х годов} до 15 ^{-х годов} века нашей эры / н.э.

Заключение

В обеих экономических системах — капитализме и феодализме — выиграли только высшие классы, тогда как низшие классы остались в ужасном состоянии. Основная причина конца феодализма заключалась в том, что он зависел в основном от земли и сельского хозяйства, поэтому, когда крестьянство начало получать доход от торговли, эта система рухнула.

С другой стороны, система капитала все еще существует сегодня, потому что она учитывает потребности рынка.Он направлен на увеличение дохода на душу населения (ВВП), что улучшит системы здравоохранения и сделает достаточно доступными продукты питания, жилье и одежду. Современный капитализм более практичен и увеличил свободу подчиненного класса, ограничив при этом полномочия работодателей профессиональным уровнем. Следовательно, капитализм имеет наименьший риск быть разрушенным.

Источники

https://books.google.co.in/books?hl=en&lr=&id=DigOBiiCUgIC&oi=fnd&pg=PP2&dq=capitalism&ots=yXrsfpRdrj&sig=jq_FecByUs&hl=ru&sig=jq_freepik&hl=ru&sig=jq_cb&hl=ru&hl=ru&sig=jq_freepdf
https: // books.google.co.in/books?hl=en&lr=&id=DoRxep7E2jwC&oi=fnd&pg=PA1&dq=feudalism&ots=kdHsuHhyDJ&sig=2151dDdXCVeUi5nPuPlJie0nj68&reUi5nPuPlJie0nj68&fir5=Onlinee0nj68&fir_esc=0798&redir_esc=07 к капитализму
Буржуазия как революционный класс
В первой части «Манифеста Коммунистической партии» Маркс дает панорамное и по сей день непревзойденное описание перехода от феодализма к капитализму, революционную роль буржуазии в содействии этой революции и революционные черты, которые делают капитализм уникальная эпоха в мировой истории.
Что-то может быть удивительным для некоторых здесь, так это то, что Маркс здесь выглядит в пользу капитализма. Маркс, конечно, был против социальных болезней, порожденных капитализмом в его время (обнищание пролетариата, эксплуатация, социальная дезорганизация и т. Д.), Но также считал капитализм необходимым этапом на пути к более гуманной социальной и экономической системе. Таким образом, каким бы негативным оно ни было, приход капитализма и разрушение средневекового общества в Европе было чем-то прогрессивным.Капитализм — это плохо, но традиционное средневековое общество было еще хуже.
Маркс начинает своим знаменитым заявлением: « История всего существовавшего до сих пор общества — это история классовой борьбы » (473). Это считается основным принципом исторического материализма . Люди вступают в классовые отношения, производя средства к существованию, и историю можно рассматривать как последовательность конфликтов между людьми, занимающими различные должности в производственном процессе.
Маркс отмечает, что ключевой чертой капитализма является радикальное упрощение классовой борьбы:
В более ранние исторические эпохи мы почти везде находим сложное устройство общества на различные порядки и многообразную градацию социального ранга. Однако наша эпоха, эпоха буржуазии, обладает этой отличительной чертой: она упростила класс. антагонизмы: общество в целом все больше и больше раскалывается на два огромных враждебных лагеря, на два великих класса, противостоящих друг другу: буржуазию и пролетариат (стр.474).
Маркс подробно описывает, как современная буржуазия выходит из купеческого сословия средневекового города. По мере того как мировой капитализм растет с интеграцией Европы в азиатские торговые пути и открытием Америки, старая феодальная система рушится под давлением, чтобы не отставать от расширяющихся рынков и растущего спроса. Это приводит к распаду феодальных систем производства и их замене фабричной системой, а затем механизации и индустриализации производственного процесса.Это порождает крупную промышленность и современную буржуазию, как мы ее понимаем: «[мы] видим, следовательно, как современная буржуазия сама является продуктом длительного процесса развития серии революций в режимах производство и обмен. Каждый шаг в развитии буржуазии сопровождался соответствующим политическим продвижением этого класса »(с. 475, курсив мой).
Маркс отмечает, что на протяжении всего этого развития буржуазия превратилась из политически бессильного класса под властью феодального дворянства в «вооруженное и самоуправляемое объединение в средневековой коммуне», в независимые городские республики в итальянских городах-государствах и в союзника великие монархии восемнадцатого и девятнадцатого веков, и, наконец, «с момента создания современной индустрии и мирового рынка» до того, чтобы быть политически доминирующим классом в системах представительной демократии: « [t] исполнительная власть современного государства является всего лишь комитетом для управления общими делами всей буржуазии »(стр.475).
Феодализм — обзор | Темы ScienceDirect
Направления европейского Возрождения
Начиная с конца четырнадцатого века, культурные, социальные и экономические изменения, связанные с концом феодализма в северной Италии, побудили ученых искать прецеденты в более ранние времена для политических инноваций. В течение последующего Возрождения ученые обращались к литературе классической эпохи, чтобы показать славное прошлое зарождающимся итальянским городам-государствам и оправдать растущую секуляризацию итальянской культуры.Папы, кардиналы и итальянская знать собирали и выставляли древние произведения к концу пятнадцатого века. Они также спонсировали экспедиции по поиску и извлечению материалов, представляющих коммерческую и эстетическую ценность. Раскопки на римских стоянках Геркуланума и Помпеи были примерами такой охоты за сокровищами ( см. КЛАССИЧЕСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ).
Ученые эпохи Возрождения критически ознакомились с текстами Древней Греции и Рима. Они увидели, что прошлое отличалось и отличалось от настоящего, но также, что прошлые периоды следует изучать на относительной основе.Идеи Возрождения, вдохновленные классическим миром, географически распространились по всей Европе в художественных и научных дисциплинах. Эти идеи вдохновили всплеск искусства и научной мысли. Тенденция в пластическом искусстве, особенно в скульптуре, а также в живописи, продемонстрировала интерес к гуманизму через художественное выражение наготы и человеческих черт, таких как достоинство. Гуманизм как философия, развивающаяся по мере того, как европейские общества начали выбирать между светскими и религиозными взглядами на мир.После эпохи Возрождения некоторые антиквары изучали местные курганы и памятники своей страны. Другие путешествовали по Средиземноморью и Ближнему Востоку, чтобы исследовать истоки современной цивилизации. Они вернулись в Европу с сокровищами для своих богатых покровителей. История искусства и классические исследования — это две области, которые выросли из занятий эпохи Возрождения, когда представители знати стали коллекционерами греческих и римских предметов и ценили их как искусство.
Коллекционеры искали сокровища на суше и под водой, как это было в Италии.Один из первых эпизодов подводной охоты за сокровищами произошел в середине пятнадцатого века, когда заядлый коллекционер по имени Кардинал Колонна поручил поднять со дна озера Неми два затонувших корабля. Однако веревки были недостаточно прочными, чтобы поднять корабли, хотя некоторые доски и туловище большой римской скульптуры были обнаружены. Обнаружение артефактов из древних итальянских памятников в начале восемнадцатого века вызвало интерес к тому, что еще может находиться под поверхностью. Инженер Рокко Джоаккино де Алькубьерре по приказу короля открыл случайно проложенные туннели в древнем городе Геркуланум под лавой, оставленной вулканом Везувий.Он нашел картины, мозаики и другие сохранившиеся детали. Он продолжил свою деятельность в Торре Аннузиата в 1740-х годах, получив значительную поддержку, когда было обнаружено, что это древний город Помпеи. Раскопки продолжались в качестве охоты за сокровищами на обоих участках в течение десятилетий.
Дисциплина истории искусства развивалась как основа анализа древних материалов. История искусства зависела от письменных записей для хронологии и контекста меняющихся стилей древних произведений, но эта область также привнесла изучение материальной культуры в исследования прошлого.Иоганн Винкельманн, немецкий ученый, писавший в середине восемнадцатого века, установил историю искусства как отдельную ветвь классических исследований. Винкельман обозначил периоды греческого и римского скульптурных стилей и описал факторы, влияющие на развитие классического искусства. История искусства предоставила аналитическую основу для использования материальной культуры для изучения древнего прошлого.
Классические исследования стали методом анализа, появившимся в результате экспедиций к древним местам Эгейского моря, начавшимся в середине восемнадцатого века.Винкельманн отметил, что большинство сохранившихся образцов греческой скульптуры на самом деле были римскими копиями, которые вдохновили коллекцию подлинных греческих произведений. Британский посол Томас Брюс, также известный как лорд Элгин, получил от султана Турции разрешение на вывоз камней из Афин. Его люди удалили многие элементы из Парфенона, и они были выставлены в Лондоне в 1814 году. Они стали частью одного из первых серьезных споров на выставке археологических материалов. Некоторые зрители протестовали против вандализма предметов из их первоначальных мест, в то время как другие отклонили скульптуры как низшие по сравнению с эллинисто-римским стилем, к которому они привыкли.Вскоре последовали и другие раскопки на острове Пелопоннес, Акрополе в Афинах и на острове Эгина.
Классические исследования стали образцом для египтологии и ассириологии. Эти поля основывались на информации, записанной в Библии о древних цивилизациях Египта и Ближнего Востока с точки зрения древних греков и римлян. Путешественники со всей Европы задокументировали свои путешествия вверх по реке Нил и вокруг Каира, но мало что внесли в познание Египта. Открытия французов в конце девятнадцатого века значительно повлияли на египетскую археологию.Ученые, связанные с вторжением Наполеона Бонапарта в Египет, собрали египетские древности, которые вызвали интерес к расшифровке египетских иероглифов. Вскоре после этого французские инженеры обнаружили Розеттский камень, базальтовую плиту, на которой были нанесены переводы с древних языков. Жан Франсуа Шампольон и другие, интересующиеся лингвистикой, взялись за расшифровку иероглифов, связанных с находками. Интересно, что посетители мест в Эфиопии и Судане предпочитали связывать памятники с египетской культурой, а не ценить их за свои собственные достоинства или как исторически связанные с африканскими народами на юге.Обнаружение египетских древностей возбудило любопытство публики и побудило к дальнейшим экспедициям из других европейских стран, чтобы узнать больше. В результате многие сайты были разграблены для создания коллекций за пределами Ближнего Востока, прежде чем можно было начать специальное исследование.
Культурные регионы Сирии, Месопотамии, Палестины, Малой Азии или Персии на первый взгляд не имели величественных памятников, подобных египетским. Однако путешественники середины шестнадцатого века сообщали, что видели огромные холмы земли, покрывающие традиционные места таких городов, как Ниневия или Вавилон.Вторжения Наполеона также привлекли внимание к региону, как и к Египту. Такие исследователи, как Эдвард Даниэль Кларк и Жан Луи Буркхардт, искали свидетельства наличия библейских мест на Святой Земле ( см. БИБЛЕЙСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ). Кларк привнес здоровый скептицизм к традиционным знаниям и проверил места, чтобы определить физическое местонахождение древних городов. Другие, как Эдвард Робинсон, использовали исследования Ближнего Востока, чтобы подтвердить буквальное толкование Библии. Лингвисты раскрыли значение древних памятников, расшифровав месопотамскую клинопись в начале девятнадцатого века.Их переводы пролили свет на древние политические структуры и генеалогии. Постепенно картина стала вырастать из накопленных лингвистических и материальных свидетельств.
Ученые конца семнадцатого и восемнадцатого веков ссылались на поэтапную систему технического прогресса, предложенную греческими и римскими историками и философами классических времен. Этот подход был использован в археологии за пределами Средиземного моря. Информация была организована для профессионалов и общественности с использованием многоуровневой системы.Например, Дж. К. Томсен устроил национальный музей Дании в 1819 году по системе трех веков с идеей о том, что древние жители Европы прошли через технологические стадии развития, характеризующиеся использованием камня, бронзы и железа. Эта система соответствовала нынешним социальным парадигмам, которые связывали класс и расу с человеческим развитием как поэтапным процессом.
Методологии наблюдения за миром природы также разрабатывались в семнадцатом и восемнадцатом веках, но не окажут прямого влияния на археологию еще одно или два столетия.Немногие ученые видели противоречие между своей работой и Библией, и еще меньше ученых по-прежнему оспаривали религиозную доктрину или историческую достоверность Библии, вместо того чтобы бороться за доверие с остальным научным сообществом. Ученые по всей Европе работали над тем, чтобы подогнать древние находки к парадигме, согласно которой миру было всего около 6000 лет. С другой стороны, геологи продвинулись вперед в хронологическом мышлении и методологии в своих попытках понять окаменелости. Крупные окаменелости сначала интерпретировались в рамках мифологии как единороги, гиганты, драконы или даже останки существ, убитых во время библейского потопа.Роберт Гук, геолог, работавший в середине семнадцатого века, увидел, что окаменелости различаются от пласта к пласту, и предположил, что они могут служить основой для хронологии Земли, существовавшей до книги Бытия. Николас Стено также отметил, что последовательные слои содержат разную флору и фауну, но продемонстрировал, что эти типы материалов существуют вместе в одной и той же среде в одно и то же время. Научная методология в естественных науках привнесла бы последовательность в археологию, а также вдохновила бы на теоретические концепции прошлого.
Перейти к основному содержанию Поиск Поиск
Где угодно
Быстрый поиск где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск
Войти | регистр
Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Дом
Подписка / продление
Библиотекари
Переход от феодализма к капитализму, несомненно, был одним из самых плодотворных и сложных споров среди экономических историков в 20-м и 21-м веках.С наступлением глобального экологического коллапса возникла необходимость исследовать и теоретизировать движение от феодализма к капитализму через призму экологии. В то время как в основной экономической теории окружающая среда либо полностью игнорируется, либо роль природы в экономике остается второстепенной по отношению к экономике человека, в области марксистской экономики взаимодействие человека через природу лежит в основе всей теории. По этой причине в этом тезисе серьезно учитывается вклад Маркса в экологию, а также используется широко марксистский подход для понимания социальных и природных динамических сил, участвовавших в переходе от феодализма к капитализму в Англии с 14 по 19 век.Этот тезис исторически исследует распад феодального строя и подъем капиталистического режима, выделяя три социально-естественных отношения, жизненно важных для перехода: отношение к сельскому хозяйству, производству шерсти и текстиля и горнодобывающей промышленности. Исторически исследуя эти отношения через призму экономики и экологии, мы наиболее точно охарактеризуем разрыв в экологии, вызванный капиталистическим режимом.
Заявление о публикации
Авторские права принадлежат автору.Пользователь несет ответственность за соблюдение всех авторских прав.
Рекомендуемое цитирование
Такер, Джейкоб Александр, «Эпохи экологии: переход от феодализма к капитализму» (2020). Электронные диссертации и диссертации . 1865 г.
https://digitalcommons.du.edu/etd/1865
Происхождение
Получено от ProQuest
Правообладатель
Джейкоб Александр Такер
Формат файла
заявка / pdf
Дисциплина
Экономическая история, Экология
Шекспир и переход от феодализма к капитализму Экология, репродукция и товары показывает, как пьесы Шекспира организуют переходные формы
среды и идентичности в драматической форме.Утверждая, что критика Шекспира должна расширить концепцию первичного накопления, включив в него политические и экологические формы накопления, этот проект демонстрирует, как выразился Фредерик Джеймсон, не только то, что «критическая теория
» должна рассказать нам о Шекспире, но также и то, что Шекспир должен рассказать нам о радикальной критике »
(« Радикализация радикального Шекспира »328). Мое введение, «Драматические переходы: политическое и экологическое накопление», рассматривает трехстороннюю теорию земли, труда и товаров Карла Маркса на протяжении всей экологической истории капитализма, предлагая новый подход к литературной критике раннего Нового времени через синтез теории мировых систем и культурных исследований. .В то время как марксистская теория широко использовала
термина «первоначальное накопление» из Capital, Vol. 1 для описания развития и расширения капиталистической системы, я утверждаю, что концептуальные рамки комбинированного и неравномерного развития для экологического и политического накопления более полезны для понимания перехода
от феодализма к капитализму как комбинированного, неравномерного и непрерывного процесса. . Показывая, как этот процесс развивался в «ядре» английской сельской местности посредством дебатов о переходном периоде, я утверждаю, что понимание экологического и политического накопления через воспроизводство, а не
, сосредоточенное на производительных силах, может дать литературной критике более сильное объяснение. капиталистического перехода, чтобы мы могли лучше исследовать его культурные артефакты.
Излагая раннюю историю экологического накопления, моя вторая глава «Заливные деревья все увяли» Ричард II и Экологический Трауэрспиль используют драматическую форму
Трауэрспиля, чтобы показать, как шекспировский Ричард II тематически оглядывается на поздний феодал. экология при переходе от средневекового теплого периода к малому ледниковому периоду. Я представляю концепцию экологического Trauerspiel, чтобы прояснить, как Ричард II размышляет об этом моменте перехода и о примитивном накоплении, которое последует за ним, с чувством траура, особенно от пророка Джона Гонтского, который утверждает, что эта «дорогая, дорогая земля» Теперь «сдано в аренду».«Хотя и Ричард Халперн, и Зенон Луис-Мартинес привели доводы в пользу чтения Ричарда II как
Трауэрспиля, мой анализ расширяет анализ горя Луис-Мартинесом и понятие« финансовый Трауэрспиль »Халперна, утверждая, что фискус пьесы, ее Представления о времени и его аллегории печали — все это связано с исторической и экологической территорией — буквальной землей, на которой разыгрывается пьеса. Я утверждаю, что Ричард II помещает землю в центр этого Trauerspiel, потому что это хроника процесса первоначального накопления, который является в основном экологическим по своей природе.Переходя от экологического к политическому накоплению, я исследую развитие европейского абсолютизма с точки зрения воспроизводства в своей главе «Вредоносная любовь»
Мера за меру и проблема раннего современного социального воспроизводства. В этой главе мы читаем ранние современные правительственные, правовые и церковные конфликты социального и сексуального воспроизводства через «Мера за меру», синтезируя понятия политического накопления Роберта Бреннера, Луи Альтюссера, Иммануила Валлерстайна и Антонио
Грамши.Хотя предыдущая критика связала политическую повестку дня «Мера за меру» с
макиавеллистскими ценностями, ученым еще предстоит применить трактовку Альтюссером Макиавелли как современного политического теоретика к изображению в пьесе гендерного разделения труда и воспроизводства трудящихся классов. Хотя в пьесе католический город Вена представляет собой более сильную форму абсолютизма, я утверждаю, что эта комедия с проблемами выявляет больше противоречий, чем резолюций, в ее изображении брака, секс-работы и наемной военной экономики европейских абсолютистских государств с точки зрения зрения протестантской экономики Англии.Переходя от проблемной комедии к роману и фарсу, моя глава «Товары
Ошибка: Шекспир и диалектика комедии» дает диалектическое прочтение романтических и фарсовых условностей в «Комедии ошибок». Взяв из отчета Майкла Тауссига о связи между товарным фетишизмом и представлениями о колдовстве на периферии, например, I
показывает, как Шекспир изображает особенно современные концепции рабства и товарного фетишизма через фарс. В то время как близнецы Дромио поддерживают элементы фарса пьесы, близнецы Антифолус рисуют традиционное романтическое решение воссоединения своей семьи; тем не менее, самые последние строки пьесы
, произнесенные близнецами Дромио, тонко критикуют романтические условности пьесы, подчеркивая ироническое равенство братьев Дромио из-за их чистой возможности обмена как порабощенных рабочих.Этот комментарий основан на скрытом фарсе, развивавшемся повсюду,
, включая шутки братьев Дромио об их жестоком обращении, их комедийное восприятие колдовства и ироническое «развязывание» Дромио Эфесского руками его собственного учителя. Утверждая, что взаимосвязанные экономические и социальные течения пьесы происходят на фоне мировой торговли, я показываю
, как фундаментальная «ошибка» Комедии ошибок проистекает из фарсовой путаницы этих двух наборов идентичных близнецов — двух купцов и двух рабы — способами, которые отражают современное использование и меновую стоимость трансатлантического товарооборота.Поскольку этот трансатлантический товарный оборот ускорил колониальное развитие периферии, добыча и обращение трудоемких товаров, таких как сахар и табак, расширили товарные границы раннего капитализма. Нанося эти границы на карту The Tempest,
, в моей главе, «Рожденные дьяволы» Романс и товарные границы раннего капитализма, утверждается, что средневековые и ранние современные расовые исследования могут поделиться своими идеями с экологическими гуманитариями в понимании экологического неравенства в The Tempest как болезненного картирования. экстрактивная
обращается к телу Калибана, океану и острову в интересах «прибыли» Просперо (1.2. 316). Я также показываю, как представления о расе из средневековых жанров путешествий и романтики перенаправляются в ранние современные повествования о путешествиях, на многие из которых ссылаются персонажи из «Бури», которые усваивают представления этих повествований о бесконечном изобилии в поисках новых ландшафтов для исследования. и эксплуатировать. Я утверждаю, что политическая экология The Tempest развивает трансатлантическое «зеленое море» (5. 1. 43) как буквальные и метафорические ворота для развития плантаций, добычи и накопления энергии.Моя последняя глава, Климатический левиафан и трагедии общин, размышляет об этой истории
в свете текущего глобального климатического кризиса, когда добыча энергии продолжает терраформировать наш планетарный ландшафт и влияет на наш климат, показывая, как политическое и экологическое накопление в начале
капитализм, который сейчас достигает пределов своего расширения, остается весьма актуальным для дискуссий об антропоцене, климатическом кризисе, а также гендерном и мчащемся неравенстве мирового экономического роста.

conspi.ru - Конспирология - Теория заговора